Белое братство

Вадим Сигизмундович неожиданно понял, что излучаемая Светой хищность держит его в постоянном напряжении, не слишком явном, но все же изнуряющем, подсасывающим жизненный сок. Незаметно для самого себя он устает от инертной работы, а потому становиться даже более вялым, чем раньше, раздражительным. «И как я в это ввязался?» – туго соображал он, пытаясь проанализировать последовательность событий, в результате которых Света капитально, прочно обосновалась в его жизни. Он доставал из потасканной временем памяти относительно свежие воспоминания, связанные с ней, и удивлялся тому, как плавно, но радикально менялся ее образ. В процессе он даже не замечал перемен, зато теперь, оглядываясь из дня нынешнего на дни минувшие, видел разницу отчетливо: поначалу Света смотрит на него как на героя, небожителя, ластится, поддакивает каждому слову, и в Успенском начинает шевелиться почти отжившее мужское нутро; потом Света аккуратно направляет его мысль в нужное ей русло, но все еще ластится и смотрит; потом Света мягко, но уже с властным посылом руководит им «для его же блага»; теперь Света сидит у него на шее и погоняет хворостиной, как паршивого ишака, – уже и не смотрит, ибо как заглянуть в глаза тому, на чьей хребтине сидишь?

Света отстранилась от зеркала и повернула к нему накрашенное лицо. Макияж, казалось, смягчал ее черты, делая кожу матовой, сияющей, плавно сглаживая рельеф лица, подчеркивая форму и сочность губ. Пышная грудь в глубоком декольте атласного халата теперь навевала ассоциации с кормящей матерью. «Мадонна, – нечаянно подумал Успенский, залюбовавшись. – Может я, действительно, параноик. и ничего того, что мне в ней чудилось, на самом деле нет?» Он уже готов был поверить внезапной мысли, всматриваясь в ее глаза. Оттененные теплыми охристо-золотистыми красками они теперь казались медовыми, наполненными мягким рассеянным светом, способным согреть, обласкать. Но тут Света открыла рот:

– Ну, и чего ты замер, как писающий мальчик в фонтане? Одевайся давай, на интервью опаздываем!

Съемочный павильон поначалу показался пустым – большое пространство, высокий, метров в десять, потолок, сгустившаяся по углам темнота, а в центре кресло и столик на белом квадрате пола, с нацеленным на композицию софитом. «Вадим Успенский прибыл», – сообщила Света в пустоту, и она откликнулась разночастотной акустикой. Потом из темноты вышли люди, чтобы вовлечь Успенского в процесс. Света же устроилась в стороне наблюдать за происходящим. Она включила нетбук и первым делом набрала в поисковике запрос: «Вадим Успенский», затем кликнула иконку «Новости».

Ссылок на заметки о вчерашнем пророчестве выпало много. Впервые за годы работы в профессии пиарщика Света не обрадовалась резонансу, наоборот, испытала чувство печальное, даже горестное. Завтра все поймут, что ее подопечный никакой не провидец, и ее замечательная задумка прикажет долго жить. Чтобы не терзать себе душу, она закрыла страницу поисковика и открыла страницы Успенского в соцсетях. Ей надо отвлечься, пока Успенский излагает телевизионщикам теорию про Атлантиду и всемирный потоп, кстати, весьма удачно почерпнутую из книги, которую она ему подсунула. Но теперь уже какая разница, что он там пророчит?

Поразмыслив, Света полезла в папку «спам». «Вот чего мне сейчас не хватает для успокоения – излияний человека, который находится в более глубокой жопе, чем я», – здраво рассудила она. Света пролистала сообщения «Блаженной» (так про себя она прозвала безумную обожательницу Успенского) до нужного письма, следующего за прочитанным ранее, и открыла его.