Белое братство

– Вероятно. Есть также версия, что его кровожадность – человеческие жертвы бонским демонам, чтобы они открыли ему путь в Олмолнгринг.

– А по поводу Сирии вы что же, полагаете, что Россия и США всерьез озадачены поисками там Шамбалы?

– Или в Крыму! – профессор рассмеялся сухим, скрежещущим, словно утиное карканье, смехом, и Мирослав предположил, что он, вероятно, шутит. – За много веков легенда о Шамбале обросла таким количеством версий, что ее местоположение предполагают в совершенно разных уголках земли. Не только в любой из азиатских стран, но даже в США. Есть также весьма любопытная версия, что Шамбала находится в окрестностях Москвы. Возникла она после того, как Экаи Кавагути, японский священник и тайный агент, в начале XX века побывал в Лхасе и после визита туда сообщил, что слышал о тексте, который располагает Шамбалу на 3000 миль к северо-западу от Бодхгая. Если измерить это расстояние по карте, то мы окажемся в окрестностях российской столицы. Но если говорить обо мне, то я ничего уже не полагаю всерьез. В моем возрасте люди, наделенные интеллектом, неизбежно приходят к пониманию «я знаю, что ничего не знаю». Я только наблюдаю… Кстати, кем приходитесь Владимиру Сергеевичу? – вдруг спросил Мирослава Роднянский после небольшой паузы.

– Кем-то вроде племянника, – подумав, ответил он. – Я с раннего детства его знаю, в молодости он и мой отец были очень дружны.

Мирославу показалось, что Роднянский несколько насторожился от такого ответа. Или ему лишь почудилось? По крайней мере, после этого профессор отвернулся к окну, немного сдвинув седые брови, задумчиво пожевывая старческими губами, и примолк.

Глава 8

– Вадик, миленький, вот объясни мне, как можно было такое сморозить? Серая птица, самолет, авиакатасрофа – это все, признаю, неплохая находка. Но зачем же ты про точную дату ляпнул? Ну и как я тебе теперь разбившийся самолет организую? Как? Что за инфантилизм? Привык, что Света все решает, Свете море по колено, и расслабился в конец. Надо же хоть иногда думать. Такое начинание похерил, блин.

Успенский и Света сидели за кухонным столом, завтракали. Света отчитывала его по новой, размахивая надкусанным тостом с клубничным джемом. Успенскому же, что называется, кусок в горло не лез. Он весь скукожился под напором ее негодования, сгруппировался, как при обстреле, глядя в свою чашку, на дне которой неаккуратно растекся кофейный жмых. «Вот ведь завелась», – думал он, мучительно жаждя конца экзекуции и уже не веря, что Светино сверло когда-нибудь затихнет.

Мало ей было вчера весь вечер да полночи сверлить провинившегося Успенского, пока тот не свернулся калачиком в кровати и не отполз от нее на безопасное расстояние, натянув до ушей одеяло, так она решила еще и утром закрепить пройденный материал. Бедный Вадим Сигизмундович познал уже все стадии раскаяния и, кажется, морально был готов к безвременной кончине. Но после очередной тирады Света вспомнила про тост и хрустнула им, откусив кусочек, потом еще, зажевала, слизывая с пальцев ускользающий джем. Эти краткие минуты чавкающей тишины показались Успенскому райской музыкой, он наслаждался ими в молчании. Но тут Света покончила с тостом и посмотрела на Вадима Сигизмундовича так, будто теперь намеревалась покончить с ним.

– Пожалуйста, Света, я все осознал, – попытался предупредить Успенский начало нового монолога.

– Эх, Вадик, Вадик… – вздохнула она. – Если бы ты знал, сколько сил, сколько профессионализма, какой полет мысли я вложила в эту авантюру… А теперь все поймут, что пророчествам твоим грош цена, история не получит продолжения. Зарубил все на корню.

– Ну хватит, Света, прошу тебя… – Успенский приложил подушечки тонких кривых пальцев к виску и болезненно сморщился.

– Ладно, ладно. – поспешно отозвалась Света. – Сейчас только не начинай свою лебединую песню «ах, я так разбит», «ах, у меня мигрень». Сегодня съемка на ТленТВ, ничего не хочу знать о твоем ущербном здоровье в ближайшие часы.

С этим словами она порывисто встала из-за стола, с видом обиженным и оскорбленным направилась в комнату. Успенский понуро поплелся за ней, бросив прощальный взгляд на свой завтрак, которой едва попробовал. Первым делом Света распахнула платяной шкаф и замерла перед его темным чревом.

– Так, – снова громом небесным прозвучал в тишине ее голос. – Наденешь на съемку это и это. – На кровать полетел сначала темно-коричневый костюм, затем насыщенно-сиреневая рубашка. – И, пожалуй, вот это. – Сверху на небрежную композицию изящно опустился шелковый шейный платок.

Успенский следил за происходящим, прислонившись плечом к дверному косяку, спрятав свои длиннопалые вечно мерзнущие ладони в уютные карманы мягких домашних штанов. Света отвернулась от шкафа, чтобы убедиться, все ли он понял, и Успенский поспешно закивал, поймав ее взгляд.