Белое движение. Исторические портреты (сборник)

Дело это принадлежит к разряду тех, о которых «все знают», но которые не становятся от этого яснее. Обычно все сводится к утверждениям, что «читинский соловей-разбойник» «украл» (или «захватил») вагон (несколько вагонов, эшелон, две тысячи пудов) золота из состава золотого запаса Российской Империи, отбитого у большевиков еще летом 1918 года и теперь переправляемого (эвакуируемого) на Дальний Восток. Однако ни точная дата этого вопиющего деяния, ни какие-либо достоверные подробности еще не приводились, и наиболее странным выглядит то обстоятельство, что о «захвате» и даже вообще об отправке золота на Восток умалчивает в своем дневнике омский премьер-министр Вологодский, скрупулезно отмечавший все политические новости. Не проясняет ситуации и телеграмма адмирала Колчака Семенову, опубликованная несколько лет назад по неизвестно кем снятой копии и не имеющая даты. «Повелеваю, – говорится в ней, – немедленно отправить два вагона с золотом по назначению. Удивляюсь несоответственным подозрениям [193] против избранных мною лиц. Золото предназначено для обеспечения наших заказов в Японии». По косвенным данным, телеграмма не могла быть отправлена ранее последней декады сентября 1919 года, и в эти же дни происходят события, позволяющие лучше реконструировать обстановку в Чите и состояние духа, в котором пребывал Атаман Семенов.

Япония была не единственным «получателем» русского золота за передаваемое войскам Верховного Правителя оружие. Около 750 пудов отправили через Владивосток во Францию, близка была договоренность и о передаче «соответствующего количества золота» в США как гарантии крупного займа. Ценный груз шел через Читу, и ничего страшного с ним вроде бы не происходило, но с получением оплаченного имущества неожиданно возникли проблемы.

Сидевший во Владивостоке генерал Грэвс заявил, что «приостанавливает отправку всех видов поставок в Сибирь, пока Колчак не примет решительных мер к обузданию Семенова и Калмыкова (Атаман Уссурийского Казачьего Войска. – А. К.)». Союзный военачальник наложил руку и на уже выгруженные в Приморьи винтовки, золото за которые было американской стороной благополучно оприходовано. Таким образом, обвинения в адрес Григория Михайловича, будто он продолжал задерживать воинские грузы, получили «подтверждение»: Атаман и вправду препятствовал их доставке… самим фактом своего существования, тем, что занимал доверенный ему пост, тем, что в меру своих сил и разумения боролся с большевизмом, наконец, тем, что вызывал к себе ненависть мистера Грэвса, переходившую всякие разумные границы.

Надо сказать, что американские солдаты в Приморье делали свой маленький бизнес, продавая боеприпасы и даже оружие красным партизанам, а сам генерал Грэвс, возможно, делал бизнес побольше, укрывая дезертиров из белых полков и с демагогической аргументацией задерживая снабжение для изнемогаюшего в борьбе фронта. Все это было известно Семенову, и нам, зная его взрывной характер и готовность не считаться ни с кем в действиях, которые он сам считал справедливыми, – нетрудно представить реакцию Атамана: «так не будет же вам никакого золота!»

Очередной конфликт, как и полагается, затянулся. Генерал Грэвс снял эмбарго лишь в конце октября (не «захват» ли золота повлиял на него?), 10 ноября Правительством адмирала Колчака была оставлена сибирская столица – Омск, и 12-го поезд Верховного, а также эшелон, эвакуирующий золотой запас, медленно тронулись на восток. То, что застряло в Чите, вполне могло так там и остаться, – все рушилось, отступающая армия замерзшими трактами шла через мертвую ледяную тайгу, становилось не до раздоров с Атаманом Семеновым, который виделся теперь чуть ли не в ореоле спасителя: один из офицеров-Сибиряков вспоминал, что у них оставалась последняя вера «в союзническую помощь японцев и в безжалостную силу атамана».

И, даже не оправдав всех надежд, Григорий Михайлович, вопреки тому, что говорили недоброжелатели о его «сепаратизме», делал в эти дни крушения все, что было в его силах.

* * *

Тыловые нестроения уже перерастали в открытые мятежи. Стремясь нанести удар ослабевшей власти, постоянно оппозиционная «общественность» – в Сибири она носила преимущественно социал-демократическую и социал-революционную окраску – группировалась и сплачивалась в кружки, самым влиятельным из которых становился иркутский «Политический Центр», и начинала громогласно выступать за отрешение адмирала Колчака от власти и «прекращение гражданской войны». В последнем требовании, выглядевшем вполне пацифистски, недвусмысленно звучала угроза сначала примирения с наступающими большевиками, а там – и капитуляции перед ними, ибо считать равными договаривающимися сторонами аморфные интеллигентские группы и громаду советской 5-й армии отнюдь не приходилось.