21 декабря вспыхнуло восстание на Черемховских угольных копях, в ночь на 22-е перекинувшееся в Иркутск. Там в это время находилась часть совета министров; там же присутствовали значительные чехословацкие контингенты; там же были и «Высокие Комиссары» союзных держав и Главнокомандующий союзными армиями, французский генерал М. Жанен… но надеяться на них Верховный Правитель, очевидно, не мог, и 24 декабря из своего поезда адмирал назначает Атамана Семенова Главнокомандующим всеми вооруженными силами в тылу, с подчинением ему командующих военными округами (в том числе и Иркутским) и с производством в генерал-лейтенанты. Колчак, таким образом, прямо указывал, на кого следовало уповать в сложившейся ситуации, и его выбор немедленно вызвал настоящий переполох среди всего собравшегося в Иркутске «высшего общества».
Выехавший в Читу еще накануне иркутского мятежа С. Н. Третьяков, замещающий премьер-министра В. Н. Пепеляева (тот сменил незадолго до этого Вологодского), решил и, возможно, тогда же сообщил своим коллегам из совета министров, что Семенов и его приближенные «стали думать о возможности уже путем революционным создать власть». Заподозрив Атамана в стремлениях к перевороту, Третьяков сбежал в Харбин, откуда, проездом в Японию и далее – в Европу, объявил о сложении с себя обязанностей заместителя председателя совета министров и управляющего министерством внутренних дел [194] . Обезглавленный иркутский кабинет образовал нечто вроде «триумвирата» (немедленно иронически окрещенного «троекторией») в составе военного министра генерала М. В. Ханжина, заменившего Третьякова А. А. Червен-Водали и товарища министра путей сообщения А. М. Ларионова, но уверенности правительственному лагерю это не прибавило.
Более серьезные проблемы для беспокойства были у «союзников» – ведь они уже ступили на путь сговора с бунтующей «общественностью», а в перспективе – и с большевиками, – сговора, который не мог состояться иначе, как на костях сражающейся русской армии. Захватившие железную дорогу чехословаки уже обрекли на гибель тысячи беженцев и раненых, брошенных в замерзающих составах, без паровозов и топлива, и вынудили боеспособные части двигаться, терпя неслыханные лишения, походным порядком. Задержан был даже поезд Верховного Правителя, что повлекло вызов на дуэль, направленный оскорбленным генералом В. О. Каппелем чешскому Командующему генералу Я. Сыровому. Тогда же последовала и телеграмма Атамана, которую один из читинских офицеров почти двадцать лет спустя восстанавливал по памяти так:
«Главнокомандующему Русской Армией ген[ералу] Каппель, копия ген[ералу] Сыровому, Кабинету Министров, Союзному Командованию.
Ваше Превосходительство, Вы в данный грозный и ответственный момент нужны для Армии. Я вместо Вас встану к барьеру и вызываю генерала Сырового, дабы ответить за оскорбление, которое нанесено его частями доблестной Российской Армии, героически сражающейся сейчас с красными под Вашим командованием.
Атаман Семенов», —
но искать благородства в «союзниках» (это слово уже обоснованно можно было заключать в кавычки) оказалось занятием бесполезным: генерал Жанен «не разрешил» своему подчиненному дуэли, а сам Сыровой постыдно промолчал.
В Иркутске тем временем началась стрельба. Часть гарнизона переметнулась на сторону повстанцев, возглавляемых вышедшим на сцену Политическим Центром, союзники же объявили район, занятый мятежниками, «нейтральной зоной» и обстреляли правительственные войска. 27 декабря Семенов еще пытался упрекать Жанена в творимом им предательстве и просил «не чинить препятствий к выполнению подчиненными мне войсками моего приказа о немедленном подавлении преступного бунта и о восстановлении порядка», но время разговоров уже прошло. На помощь Верховному Правителю нужно было прорываться силой.
Наскоро собранный сводный дивизион из трех бронепоездов под общей командой ротмистра К. И. Арчегова двинулся на запад, имея приказ не останавливаться перед применением оружия и по дороге забирать с собою в качестве подкреплений любые части с линии железной дороги, по соединении же с адмиралом поступить в его распоряжение. Вслед за авангардом был брошен не менее импровизированный отряд генерала Скипетрова (иррегулярный конный полк, стрелковый батальон и телеграфная рота), которому следовало принять под свою команду весь гарнизон Иркутска.
Это было отнюдь не лишним – большинство находившихся в городе генералов во главе с Ханжиным плохо представляло себе, что следовало делать, колебалось и склонялось к переговорам. Гораздо активнее вели себя чехи, утром 31 декабря таранившие переднюю площадку головного бронепоезда «Атаман» пущенным навстречу паровозом (даже если усомниться, было ли это делом рук именно «союзников», несомненным остается, что чехи могли бы помешать диверсии, от кого бы она ни исходила), а при попытке Арчегова и подошедшего Скипетрова атаковать повстанцев – предательски открывшие по белым огонь.