Белое движение. Исторические портреты. Том 2

Похоже, что накануне соглашения владивостокский «премьер» Никифоров, испугавшись за свою революционную репутацию и пытаясь реабилитироваться за «соглашательство», передал в Верхнеудинск сенсационное сообщение о... готовности Атамана перейти на советскую службу. Информация была немедленно передана далее - в Москву, после чего Наркомвоен Л. Д. Троцкий соизволил ответить: «По полученным из Верхнеудинска сведениям, атаман Семёнов обратился ко мне с предложением вступить в Красную Армию при условии амнистии. Полагаю, что нет причин отказать ему в амнистии под условием прибыть сюда...»[47] Одновременно была организована утечка информации, и позиции Атамана зашатались.

Вот это было уже чересчур. Семёнов с треском дезавуировал генерала Б. Р. Хрещатицкого, который вёл переговоры с Никифоровым, и опубликовал ко всеобщему сведению «Обращение»:

«Мои переговоры с владивостокской делегацией по поводу объединения областей Дальнего Востока и стремления найти пути мирного соглашения с теми, кто только по недоразумению - совместно с большевиками, рассматриваются как отказ от борьбы с коммунизмом. Заявляю, что, стремясь к примирению враждующих, но в действительности национально настроенных групп русского населения[48] и всемерно стараясь внести успокоение в наш измученный край, я в то же время ни одной минуты не думал о прекращении борьбы с коммунизмом, которую ведёт сейчас весь народ России. Мир с большевиками был бы хуже самой ужасной гражданской войны... Нельзя протянуть руку примирения тем, кто довёл родную страну до небывалого позора и раззорения... Три года боролся я с большевизмом, буду и впредь бороться с ним до конца...»

Одновременно Григорий Михайлович предпринимает последнюю попытку объединить для борьбы все общественные и военные силы. Читу, вновь занятую уже 23 августа (красные не решились вступить в пустой город), приказано удерживать до последнего. На следующий день Атаман передаёт «всю гражданскую власть в крае» созванному Народному Собранию, оставив себе только верховное руководство войсками и контроль над золотым запасом, а 23 сентября объявляет о подчинении Правителю и Главнокомандующему Вооружёнными Силами Юга России генералу Врангелю. Но остановить агонию Забайкалья уже не в его силах...

Партизаны «Амурского фронта» по указке из Верхнеудинска приступают 1 октября к «ликвидации читинской пробки». Через три недели пала узловая станция Карымская, и Забайкальская столица оказалась отрезанной от основных семёновских сил. 22 октября Чита была сдана, ещё месяц шли бои, а 21 ноября войска Атамана отступили на китайскую территорию. Последний очаг Белого движения на Востоке России угас.

* * *

Сам Семёнов, конечно, так не думал. Напротив, он стремился сделать всё для продолжения борьбы, не в Забайкалья - так в Приморья. Однако путь туда лежал по КВЖД, через Маньчжурию, китайские военные власти которой склонялись к соглашению с ДВР. Белым грозило разоружение на границе, а возможно, и выдача наступающему противнику. Поэтому Атаман принял решение поставить китайцев перед свершившимся фактом, приказав двигаться по железной дороге на станцию Маньчжурия только «мелким командам, частям, не имеющим боевого значения» и разрешив им сдавать оружие представителям японской военной миссии; основная же масса войск должна была, оторвавшись от линии железной дороги, обтекать пограничные станции и прорываться в полосу отчуждения, «не считаясь с китайскими войсками»: в дальнейшем Семёнов рассчитывал на помощь японцев, способных оказать дипломатическое давление на местные власти. С таким планом перехода границы было связано и ещё одно обстоятельство, ставшее в наши дни предметом оживлённого, но далеко не всегда компетентного обсуждения: речь идёт об эвакуированном из Читы золотом запасе.