Белое Пламя

Раннее утро обычно дарило Дэйну глубокий сон, а вместе с ним и яркие, красочные образы, которые умели расстраивать и легко выветривались из памяти, как бы их не старались удержать. Но сегодня образов не было, и ночь эта оказалась не из лучших: часто Дэйн, засыпая под грозу, испытывал приятную лёгкость, чувствовал себя под защитой, когда молния сверкала во всей красе над ним. Слышит её, но не видит, а если при этом дождь обрушивал капли на крышу, то тогда крепкий сон был обеспечен. Праздник, начавшийся с сегодняшнего дня, оказался скуп на видения. Раньше грозы, бушующие в тёмных, дальних лесах, оказывали на Дэйна сильное впечатление, подкрепляемые словами знакомой о летающих созданиях — полулюдях — полуптицах, защищавших смертных от жестоких призрачных охотников, приходивших за душами людей. Грозы детства были настоящими, без фальши, такими, какими существовали до нас всех. За ними стояла правда; по ним можно было читать прошлое. Эти же молнии грязные, пыльные с удушающей желтизной, и Тиарн с ними ничего не сделал, не омолодил. Ничего.

Дэйн сидел в своей комнате; руки раскинул на стол. Он постукивал пальцами по поверхности зеркальца, и его находка не давала ему покоя. Больные глаза смотрели на него в отражении. Потускневшие, бесцветные, неприятные. С каждым годом Дэйну казалось, что его глаза выглядят хуже, и каковыми они будут потом, не ведал. Зрение было таким же, как и раньше — отменным, но, полагал он, это ненадолго.

— И не побоитесь же вы вглядываться в мир, полный двойников?

Даже не заметил, как она подошла, нет, гладко подплыла, словно дух. Голос у Айлы был уже не таким хозяйственным, её звучание стало мягче, будто бы общалось с родной душой.

— Не боюсь… — Дэйн протёр заспанные глаза. — Всегда смотрел.

Верадка прижалась к стене и скрестила руки, смотря то на него, то на зеркало.

— Но ведь опасно.

— Почему? — Он прислонил пальцы к вещице. — Всего лишь отражение.

— Нет… За зеркалом прячется ложь.

— В самом деле? — с насмешкой спросил он.

— Мы видим там себя такими, какими нам приятно себя видеть. Один образ устаканился, и из года в год мы его зрим; отражение порой успокаивает и говорит, что время нас не убивает, что оно, вот, остановилось. Смотри, какой красивый ты сегодня. Но ведь это ложь. А когда она покажет себя, мы будем к ней не готовы. Порой и всю жизнь остаются в этой лжи, глядя в зеркало, забывая о скоротечном времени.

— И ведь нужно было утром грузить подобным гостя, — с улыбкой сказал он. — Я и с бутылкой вина вечером пред камином к такому не готов.

Она слегка вздохнула и направилась к порогу, но, перед тем как уйти, сказала:

— Я приготовила вам похлёбку и заварила настой из лимонника.

— Благодарю, Айла.

Была мысль, что на нижнем этаже также у камина будет восседать отец Айлы, но его не было. После плотного завтрака он отправился в замок Лиров.

Животный запах сильно отдавал в нос, когда Дэйн покинул Верадский квартал, перейдя на юг торгового: скотины было на порядок больше, чем бывает обычно и резали её с особым упорством; его сапоги успели испачкаться, проходя через свежие лужи крови. В честь праздника до полудня свинину люди герцога раздавали бесплатно, но её разобрали голодные желудки ещё утром. Некоторые места квартала превратились в бойню и напоминали Дэйну ужасы войны Шатиньона с Марелеоном. Визг, не то поросячий, не то человеческий, ещё долго будет сидеть в голове.

В холле замка было пустовато, если сравнивать со вчерашним днём. Из соседнего помещения доносились звуки музыкальных инструментов, то и дело прерывавшиеся по указанию довольно-таки приятного на слух голоса. Это были трубадуры, репетировавшие перед планируемым праздничным застольем, где должен будет присутствовать Вилдэр Лир.

Теперь было совсем уж тихо, когда он пошёл по левому коридору на первом этаже, будто бы замок покинули все. Огни настенных ламп освещали ему путь. Дэйн, дойдя до конца коридора, остановился. Дверь, открывавшая путь к спиральной лестнице на второй этаж, была закрыта, он схватил медную ручку, и его желание открыть её чуть помедлило. Там плач? Дэйн прислушался. Да, детский плач. Тихий, еле слышный.

Шаги послышались; плавные, воздушные, они словно скользили. Шаги ребенка.

Тот, кто был по ту сторону, остановился прямо напротив двери, словно понял, что кто-то есть за дверью. Эта была неприятная и странная пауза. Дэйну показалось, что его рассматривали с головы до пят.

Страха не было, нет, но его наполнило чувство, сродное пониманию чего-то неведомого, того, с чем раньше не встречался, а потому вызывающее опасения. Человек по ту сторону не собирался открывать дверь, а Дэйн хотел пройти дальше, уже приоткрывал дверцу, но остановился, когда снова раздался плач.

— Кто там? — спросил Дэйн, прижавшись боком к двери, держа крепко медную ручку.

Ответа не последовал. Тишина.

Из-под дверной щели на полу замигал свет. Свечение было синим, слабоватым. А затем — голос, девичий. Когда-то он его уже слышал.

— Дядечка, ну зачем ты так с нами, а? Дядечка…

С силой он отворил дверь, но его никто не встретил, было пусто.