Похоже, она просто проявила гостеприимство, но Зебу был так обижен, что даже не поблагодарил. Заполз внутрь логова, вытянулся на моховой подстилке и засопел.
В просвет между верхушками деревьев выползла белая луна, похожая на половину сырной лепёшки. Помахав Эли, Селена нырнула в щель между камнями, подоткнула под голову торбу и закрыла глаза.
Братство ветра
Никогда прежде Никлас не бывал в Ристоне и, как выяснилось, зря. Город ему сразу понравился. Если бы нужно было охарактеризовать вторую столицу Миравии одним словом, то это было бы, несомненно, слово «простор». Зажатый между морем и горами город был, как ни странно, вовсе не тесным.
Непривычно широкие улицы вели к сердцу Ристона – Белолунной площади с южной королевской резиденцией и Дворцом Малого совета. Минуя площадь, Никлас успел взглянуть на роскошные светло-серые здания, будто бы сделанные из невесомого кружева, походя восхититься модной двухцветной брусчаткой, выложенной недавно а, потому, ещё не отполированной башмаками горожан и даже попить из крошечного фонтанчика с украшением в виде собачьей головы. Говорят, каждый питьевой фонтан в городе имеет собственный символ, будь то собака, кабан или, к примеру, ястреб. Убедиться в этом Никлас, правда, не смог – не хотел терять время.
Его путь лежал в южную часть Ристона, где расположился крупнейший университет Миравии с окружавшим его университетским кварталом. Это место стало для Гастона вторым домом. Конечно, в Туфе условия были не в пример лучше. Лаборатории квартала Сов считались едва ли не лучшими в мире, и это, пожалуй, не было преувеличением. Однако, из немногих оставшихся вариантов, Ристон всё же оказался самым подходящим.
Известное в научных кругах имя позволило магистру без труда получить кафедру, а прекрасная архитектура «южной столицы» вполне соответствовала его представлениям о прекрасном. Так или почти так писал Никласу Гастон, обосновавшись на новом месте. С тех пор связь надолго прервалась и, если бы не визит Карли, наверняка, возобновилась бы нескоро.
Двигаясь вдоль моря, Никлас разглядел вдалеке знаменитый ристонский маяк. Строго говоря, старинное сооружение располагалось не в городе, а на мысе близ его южных ворот. Маяк был неизменным символом Ристона. Его рисовали на открытках и гравюрах, чеканили на монетах, вышивали на гобеленах. Каждый путешественник, оказавшийся в Ристоне, приезжал сюда, чтобы взглянуть на двухсотлетнюю каменную башню, которая и поныне выполняла прежнюю функцию – указывала кораблям дорогу к порту.
Никлас, однако, взглянул на маяк лишь издали – его ждал университетский квартал и лучший друг, нуждавшийся в помощи.
Карли отстал ещё близ приморского Туспена. Всё оттого, что его лошадь не вовремя расковалась. Первого кузнеца, найденного по рекомендации местных жителей, не оказалось дома. Второй – слёг с лихорадкой. Никлас не мог ждать и, нисколько не колеблясь, оставил слугу в одиночестве. Вот почему никто не сопровождал его в дороге, и путь к дому Гастона пришлось разыскивать самостоятельно.
Никаких трудностей тут, правда, не возникло. Первый же прохожий, в котором Никлас безошибочно распознал студента, не только показал дорогу, но даже вызвался проводить путника к дому магистра, которого знал лично. Так доктор Кариг оказался в опрятном, переулке с одинаковыми жёлтыми домиками, к каждому из которых притулилось по несколько горшков с увядающими розами.
Раскланявшись, студент убежал, а Никлас взялся за дверной молоточек, не зная, что ждёт его внутри, и оттого готовясь к худшему.
К его удивлению, дверь открыл сам Гастон. Увидев друга, он лишь покачал головой, обнял его и увлёк за собой.
– Рад видеть тебя в добром здравии, – Никлас вовсе не хотел начинать разговор с банальности, однако не смог придумать ничего более подходящего.
Четырнадцать лун – срок, на первый взгляд, небольшой. Но, увы, лёгкость общения, свойственная близким друзьям способна улетучиться и за это короткое время.
– Вижу, ты где-то потерял моего верного Карли, – пробормотал Гастон вместо ответа. – Надеюсь, с ним всё в порядке?
– Он скоро будет здесь, – сказал Никлас, осматриваясь.
Жилище отражает характер хозяина лучше, чем что бы то ни было, и домик Гастона был тому доказательством. Внутренним убранством он поразительно напоминал дом в квартале Сов, где магистр жил прежде – та же плетёная мебель, те же полки с массивными фолиантами, те же светлые стены без каких-либо украшений. Никласу даже на мгновение привиделось, что они снова в Туфе, на узкой улочке, ненавязчиво пахнущей озоном.
– Как же я рад! – Гастон усадил приятеля в неудобное кресло на гнутых ножках и придвинул крошечный столик точь-в-точь такой же, как тот, что стоял в его прежней гостиной.
– Карли уверял, что ты болен, – замялся Никлас. – Выходит, это не так?
– Это чистая правда, – заверил Гастон. – Ума не приложу, как мне удалось выкарабкаться!
– Значит, ты и вправду был плох?
Только теперь Никлас обратил внимание на бледность и непривычную худобу товарища. Гастон кивнул:
– Я чуть было не отправился к праотцам, но вызвал тебя по другой причине.