Читаем Беломорье полностью

В первый год своего пребывания в Нюхче Федин часто ездил в Сумский Посад — в больницу. И всегда задерживался там на сутки-другие. В эти короткие поездки он сумел кое-что сделать. Однако в конце 1909 года небольшая революционная организация Сумского Посада, так любовно создаваемая Фединым, оказалась разгромленной. Теперь поездки Федина в Сумский Посад и обратно проходили в сопровождении урядника, не отходившего от ссыльного буквально ни на шаг. Федину пришлось отказаться от мысли создать новую организацию, и он стал упорно налаживать письменную связь с другими ссыльными.

Срок ссылки Федина кончался весной. Еще за полгода он регулярно начал напоминать о себе в канцелярии архангельского губернатора. И вот в начале марта ему доставили большой конверт.

Настал радостный день освобождения, о котором грезилось каждому ссыльному! Получив разрешение на выезд, Федин увидел, что оплошал. Заботясь о том, чтобы не пробыть сверх срока в Нюхче, он позабыл об одной «мелочи» — собрать на дорогу денег. Просить у родителей Федин стеснялся — тем самим было трудно, они жили на небольшую пенсию штабс-капитана в отставке. Но выход все же был найден. Распродав несложное имущество, Федин решил пешком идти до железнодорожной станции, надеясь на случайные оказии.

Весть о том, что политик уезжает, обежала все село. Трое братьев Филипповых, очень уважавшие Федина, послали к нему мальчонку звать на «отвалины». Зная, что у Филипповых соберутся многие из тех, с кем ему хотелось на прощание перемолвиться добрым словом, Федин обещал вечерком прийти.

— Ну вот и дождался увольнительной, — ласково глядя на вошедшего в избу политика, заговорил старший из братьев… — Теперь, браток, назад не вернешься?

— От сумы и тюрьмы нам зарекаться не приходится, — ответил Федин и досадливо запнулся, уловив взгляды, которыми обменялись между собой собравшиеся. — Вот уеду в Башкирию, кумысом вылечусь, не помру!

Эти слова смутили всех, и кто-то, не глядя на Федина, торопливо сказал:

— Дай-то бог. Смотри, пиши только, а то, поди, забудешь о нас.

— В письме многого не напишешь. Не урядник, так поп прочтет. А не то в Посаде почтовик на самоварном пару конверт расклеит. Помните, как мы его проверили?

Все рассмеялись. Как-то Федин написал сам себе письмо, в котором предупреждал, что заведующий сумпосадской почтой — любитель вскрывать чужие письма. Это письмо «затерялось», и таким образом почтовик разоблачил себя.

Беседа не клеилась. Федин удивился общей скованности: неделю назад просидели до глубокой ночи — нашлось о чем говорить.

— Ровно языки у всех примерзли, — откровенно признался один из присутствующих.

— Завсегда так бывает при расставании. Засобираешься на вешню, сядешь на прощанье и, поди знай, как дурак какой, путного слова не скажешь…

— А чего скажешь, когда вся родня, ровно ты покойник, во весь голос ревет?

— Скоро, скоро, дружки, — повторил хозяин избы излюбленную покрутой поговорку, — придут Евдокеи, принесут нам свои затеи.

Все нахмурились. Не любили покрутчики вспоминать то время, когда придется брести тысячу верст пешком да полгода валяться на лавках без подстилки, мокнуть в студеной воде и с каждым выездом в море рисковать жизнью…

Под окном послышалось озлобленное рычание, брань и собачий визг.

— Никак урядника Дружок… кусил, — выкрикнул младший из братьев, Алексей. Схватив стоявшую в углу берданку, парень торопливо зарядил ее. — У меня соль в патроне, — кивнул он Федину. — Пусть стервец в лохани посидит, — и выскочил в сени.

— За овсом пожаловал! — послышался его голос. — Куда бежишь? А ну, прими гостинец.

Раздался выстрел, и кто-то по-заячьи тоненько взвыл.

Прибежав обратно, Лешка бросил берданку на постель.

— Побегу ребят с вечоры созову, к уряднику двинем. Аккурат его в лохани застанем. Вот смеху-то будет!

И Лешка, на ходу надевая полушубок, вышел из избы.

Федину не доставляло удовольствия смотреть, как станет урядник вымывать всаженные в него крупинки соли, и он пошел домой. С ним увязался один из парней.

— Это ведь я Лешку научил, — сказал он Федину. — Будешь с матросами прощаться, так урядник не выследит…

— А ты откуда знаешь? — Федин даже остановился.

— Не бойся, я один про твой кружок знаю, скоро сам матросом буду! Крестный штурманом ходит, он сей год сулил меня на «Святого Николу» пристроить. А там к городу прибьюсь. У меня братан в городе десяток годов живет, и ежели тебе что потребно будет — до гроба я твой помощник. Только дозволь сегодня на матросский кружок прийти?

Собрание кружка началось со смеха. Подробно рассказали Федину, как застали урядника сидящим в лохани с водой, как Лешка прикинулся удивленным и как урядник вывертывался, объясняя причину, почему его угораздило попасть под выстрел.

Расставание с матросами прошло по-иному. Не было связанности, сковывавшей всем язык. Незаметно прошло время за повторением приемов конспирации и проверкой, кто и как их усвоил.

К учителю Федин попал лишь поздно ночью. Он достал из кармана большой конверт из оберточной бумаги и две толстые тетради.

— Тетради не отдам, они мне еще пригодятся.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века