Белорусские мифы

В отличие от русской и западнославянских традиций, в белорусской мифологии не сформировался образ полудницы как женского полевого духа, связанного с солярным культом и показывающегося жнецам в полдень. В Гомельской области полудница — это неясное существо с большими, «лупатыми» (вылупленными) глазами. Само название полудник, полудница встречается в связи с представлениями о Страхе, который пугает людей в полдень и сбивает с дороги путников.

Глава 5. Мифологизированные явления и персонификации человеческих состояний

В белорусской, как и в любой другой мифологии персонажи могут быть «устроены» по-разному — некоторые из них слабо персонифицированы (персонификация — это наделение сил природы и неживых объектов качествами живого существа) и могут вообще не иметь облика. В белорусском фольклоре известен ряд существ, которых нельзя назвать персонажами в прямом смысле слова. Они очень архаичны и связывают белорусскую мифологию с другими славянскими традициями.

Эти элементы при всей их разнородности имеют нечто общее — это не персонажи в прямом смысле этого слова, а реальные (как, например, вихрь или змеи) и ирреальные (как цветок папоротника) явления природы и состояния человека, осмысленные с точки зрения архаического мышления и обладающие той или иной степенью олицетворения, то есть ведущие себя как существа, имеющие собственную волю, характер и стиль поведения. Это относится и к вихрю, белорусские поверья о котором имеют общеславянские соответствия, и к известному сюжету о цветке папоротника, и к верованиям о кладах (которые представляют собой скорее социальное, а не природное явление), и к персонификациям времени — определенным дням недели и праздникам, которые проявляют себя как живые существа, наказывая человека за неправильное поведение. И если короткие формулы-рассказы о вихре как о «нечистом» ветре, в котором крутится, танцует, справляет свадьбу нечистая сила, хорошо известны и в других местах славянского мира, то некоторые белорусские мотивы, связанные с цветением папоротника, уникальны. Они позволяют увидеть неочевидные связи между разными элементами славянской мифологии: с одной стороны, цветение папоротника связывается с душами детей, умерших некрещеными, которые якобы пребывают в это время в соцветиях, а с другой стороны, с появлением на земле предводителя змей — главной змеи с золотыми рожками на голове. Таким образом, момент цветения папоротника является важной точкой календарного времени, когда на землю выходят из потустороннего пространства хтонические животные и души «нечистых» покойников. Белорусская мифология, в отличие от других славянских традиций, сохранила этот редкий архаический мотив.

В этой главе содержатся сведения о персонификации человеческих состояний. Прежде всего к ним относится Страх (обозначим его с большой буквы, чтобы отличить от страха как эмоционального состояния) — слабо персонифицированное демоническое явление, которое связывает белорусскую мифологию с карпатской и западнославянскими традициями, где представления о нем широко распространены и описываются как персонифицированные субъекты действия (иногда соотносимые с чертом). Основная функция этих существ — морочить голову, пугать путника на дороге, бросаться ему под ноги, затуманивать рассудок, а потом внезапно исчезать. В русской мифологической системе такие явления, как правило, не выделяются в отдельный тип персонажей, хотя рассказы с похожими мотивами встречаются достаточно часто. Это объясняется тем, что в русских быличках они представлены как некое безличное действие или состояние «нечистого» места, лишенное субъекта действия, и обычно описываются безличными или неопределенно-личными глаголами: кажется, чудится, мерещится, видится, грезится.

Белорусские представления о персонажах, наделяющих новорожденного ребенка судьбой, интересны тем, что сам сюжет о том, как это происходит, имеет прямые аналогии с южнославянскими (и вообще балканскими) рассказами об особых демонах судьбы — трех сестрах, подобных греческим Мойрам, которых называют на Балканах судженицами или орисницами. В ночь после рождения ребенка эти сестры приходят к нему в дом и над колыбелью нарекают ему судьбу, изменить которую будет невозможно, — например, решают, что он в день своей свадьбы или совершеннолетия утонет в колодце, стоящем во дворе его дома. Сторонний человек, подслушав это предсказание, сообщает его родителям ребенка, и те прикладывают все усилия, чтобы избежать его (забивают колодец крышкой, заваливают его камнями или землей), но все равно в назначенный день их дитя гибнет на том самом месте. В белорусской мифологии этот сюжет известен довольно широко, однако роль персонификаций судьбы в нем обычно играют сакральные христианские персонажи: Бог, святой Николай или ангелы.