Белые и черные

– Если мамаша только заснула, зачем же будить? – серьезно возразила цесаревна. – О чем указ, Алексей Васильевич?

– О раздаче усердным слугам ее величества, государыни родительницы вашей, вотчин и гаков – в поощрение…

– Поощрять – дело доброе, но кого? – принимаясь за перо, как бы про себя говорила цесаревна.

– Да вот хоть бы за усердие наградить угодно было ее величеству, к примеру сказать, Авдотью Ивановну. Ее величество теперь, по представлению светлейшего князя, уполномочивает Сенат свободные дворы давать без проволочек.

– Да правда ли, что меня имеет в предмете светлейший?! За что бы это? – переспросила со смехом Авдотья Ивановна Макарова.

– Истинно так, ваше превосходительство, я буду иметь честь представить вам лично отписку на дворы, да и гаков несколько, – ответил Макаров, пока цесаревна пробегала указ.

Дочитав до конца и видя подпись светлейшего князя при приложенном представлении, цесаревна еще раз обратилась к Макарову с вопросом:

– Отчего же не сам светлейший дает нам указ, а вы?

– Его светлость уехал осматривать крепости по черте граничной и не скоро будет сюда.

– Когда же? – в один голос спросили Макарова цесаревна и генеральша Чернышева.

– Ночью, на сегодняшний день, – с поклоном ответил кабинет-секретарь, – а мне поручил представить ее величеству. Повеление же ее величества я имел уже счастие сообщить вашему высочеству.

– Слышала… подписать и мамашу не беспокоить, а ехать к сестре. Изволь… я подписала.

Чернышева прочитала бумагу, придерживая конец листа, пока подписывала цесаревна. Держа в руке представление Меншикова, дочитав, она встала с места и, подойдя к Макарову, передала ему, шепнув на ухо:

– Смотри же, занеси перечень. Я сама хочу видеть, сколько назначится.

– Сколько велишь – при тебе и проставлю… только мне не перечь ни в чем…

Авдотья Ивановна ударила по плечу Макарова и сказала вслух, обращаясь к цесаревне:

– Слышите, ваше высочество, мне взятку обещает дать за исходатайствование ему прежней милости государыни.

– А ты, Авдотья Ивановна, за эту услугу заломи с него побольше.

– Я и то, ваше высочество, думала сама, да человек хорош… готов всякому услужить…

– Только не мне… Что я его ни просила – всегда увертки.

– Никак нет, ваше высочество… я, по искреннейшей рабской преданности, все приказания вашего высочества старался почтительнейше выполнять и содержать в памяти с полною готовностью.

– Да-да, знаем мы твои краснобайства, Алексей Васильич! А сам все мне пики ставишь… Не за то ли уж, что я норовлю занять твое место при мамаше? Знаешь, Авдотья Ивановна, я ведь уж себе и указ выходила: чтобы меня за истинного секретаря ее величества принимать и почитать и всему написанному мною верить не сумняся.

– Я и сам первый добиваюся подписи вашего высочества, как все теперя видеть могут, – сострил, смеясь, Макаров и развернул указ с подписью рукою цесаревны: «Екатерина».

– Вишь, он какой мошенник… подводит меня! – засмеялась шутница великая княжна, нахмурив бровки. При том, принимая повелительный вид, прибавила: – Господин секретарь, получив наш указ, имеет немедленно уйти распорядиться публикованием оного, а нас не задерживать: выполнять августейшую волю его и нашей государыни-повелительницы…

Макаров, подлаживаясь под тон приказа, стал церемониально отвешивать поклоны и пятиться задом к дверям. Отдав последний поклон у двери, он очень ловко скрылся за нею.

– Поедем же и мы, Авдотья Ивановна, к сестре.

– Лучше пешком пройдемтесь, ваше высочество, и вы соизвольте посетить мою избу. У меня есть свежее киевское варенье… только что привезли…

– На пробу варенья мы соизволяем, – шутя ответила Елизавета Петровна, входя в уборную, чтобы одеться для выхода.

– А я схожу на ту половину, – в свою очередь, вставая, молвила Авдотья Ивановна и вышла в коридор, понимая, что Макаров, наверное, ждет ее где-нибудь. Вопрос о дворах и гаках в это время получил для нее особенный интерес. Она не ошиблась в расчете: Макаров действительно стоял в коридоре.

– Когда же ты будешь дома, чтобы мне приехать и побеседовать с тобой без свидетелей? – увидя вышедшую, спросил Алексей Васильевич.

– Сегодня, завтра, послезавтра… только вечером, попозднее, чтобы никому не попался навстречу.

– Позднее к тебе не пустят.

– Я накажу, чтобы тебя пустили… ведь не олухи же у меня – знают, кто такой Алексей Васильич.

– Только не надувай, и чтобы никак мне не встречаться с Ягужинским, который и тебе самой, право слово говорю, теперь своими посещениями может только вредить. У светлейшего он на самом скверном счету. Да и в компанию к бывшим друзьям его не принимают.

– Все знаю… да нельзя же мне его прогнать прямо.

– Скажи, чтобы говорили, дома нет.

– Наказано.

– Ну, стало быть, и не попадет.

– Мало того Я так занавешиваю окошки, что света снаружи никак не видно. А с тобой хочу о многом перетолковать.

– Хорошо, хорошо… Перетолкуемся и сойдемся вплотную. Я не люблю ничего делать вполовину.

– Увидим.

– Только сэку побольше. Грешный человек, привязался я к этому заморскому питью. А все покойный государь… приучил…

– Полно, правда ли?

– Такая же правда, как и тебя.