Белые кони

Николай Петрович подошел к окну. На реке стояла пустая баржа, и над ней, словно крест, возвышался кран. Все три дня бухгалтер хотел прийти в кабинет начальника Коли Заусаева и рассказать ему правду, но решиться он никак не мог. Конечно, государство Николай Петрович не обманул, денег незаработанных не выплатил, но что-то щемило душу бухгалтера, не давало ему покоя ни днем ни ночью. Он не мог понять, как он, старший бухгалтер Токмаков, человек уважаемый и солидный, смог пойти на преступление. Другого слова Николай Петрович для своего поступка не находил, да и не старался найти. Он припоминал дождь, бригадира сплавщиков, кровоточащие руки, смертельную усталость, но все это казалось ему далеким, ненастоящим и не важным. И еще Николай Петрович думал о своих товарищах-грузчиках. «Как они могут, — думал он, — смеяться, шутить, развлекаться, ведь они тоже совершили преступление вместе с ним». «Хорошую баржонку притянул!» — сказал Коля Заусаев. И вспомнился бухгалтеру ледоход, бывший два года назад. Вверху случился затор, и Сухона вышла из берегов. Лед рвался в город, застывал тяжелыми громадами над низинами и грозил обрушиться на прибрежные домики. Затор взорвали, лед двинулся, и близ излучины, где берег был совершенно незакреплен, снесло и разломало в мелкие щепки домик пенсионерки Акиншиной Марьи Петровны. Николай Петрович хорошо запомнил имя пострадавшей, потому что начальник конторы на каждом собрании приводил этот пример наряду с амбарушкой, в котором лежали мешки с сахаром. «Жил человек — и нет человека, — говорил Коля. — А все почему? Да потому, что мы недостаточно серьезно относимся к порученному нам ответственному делу».

Вспомнилось бухгалтеру, как он уходил в дождь за хлебом, наверняка зная, что грузчики делают «печку», и как намеренно тихо шел обратно, и еще больше расстроился, подумав, что он гораздо хуже своих товарищей, те хоть идут в открытую. Вспомнились внучата Доси. «Они-то почему? Для чего?» — спрашивал себя бухгалтер и никак не мог выкинуть детей из головы.

Николай Петрович глубоко вздохнул и вышел из бухгалтерии. Спускаясь по лестнице, он заметил сидящих на ступеньках грузчиков. Бухгалтер знал, что они сегодня получили деньги за камни. По сто двадцать пять рублей. Николай Петрович посмотрел на лица своих товарищей, и сердце у него екнуло.

— Вы что, ребята, такие серьезные? — весело спросил он. — Радоваться бы надо. Такие деньжищи отхватили.

— Поговорить надо, — отводя глаза в сторону, сказал Афон.

— Можно и поговорить.

— Пошли на берег.

Грузчики пришли на берег и сели на большое толстое бревно. Николай Петрович вопросительно посмотрел на Афона.

— Слух прошел, что вы деньги не получили?

Николай Петрович хотел соврать, сказать, что получил по особой ведомости, но не стал этого делать и встал.

— Я пойду, ребята, — сказал он.

— Садись, — глухо приказал Афон, и что-то дикое, упрямое послышалось в его голосе, такое, что бухгалтер не посмел ослушаться и сел. — Мы видели наряды. Говори, Валентин.

— А что говорить? Семьдесят пять кубов. Наряды на троих. Кассирша сказала, что денег он не получал.

— Правда? — спросил Афон.

— Правда. Не мог я. Я не понимаю, как это могло со мной случиться, — заговорил бухгалтер. — Я никогда никого не обманывал, не обсчитывал. Видимо, сказалась усталость, а может, что-то другое. Значит, есть во мне какая-то слабость. Одним словом, я не знаю, как все это произошло. И так низко, так низко… Ведь знал же я, что вы будете делать «печку»! Знал, а все-таки пошел. Понимаете, не мог я. Не мог! Да что говорить!

В это время на берегу показался крановщик Вася. Увидев грузчиков, он радостно закричал и подбежал к ним:

— А я жду в столовке! Гони по трояку.

— Что? — спросил Афон, медленно вставая. — По какому трояку? За что?

— Уговор! — не сбавляя тона и думая, что Афон шутит, продолжал радостно кричать Вася.

— За что трояк? — повторил Афон, хватая Васю за рубаху. — Ты что-нибудь видел?

— Пусти, слышь, пусти! Ты что, а? Ты что? — заприговаривал Вася.

— Валька, ты что-нибудь видел?

— Ничего.

— А ты, Петруша?

— Видеть ничего не видал и слышать не слыхал.

— Никто ничего не видел. Никто ничего не знает, — сказал Афон. — Мотай.

— Я тоже ничего не видал, — сказал Вася, подмигивая Афону.

Он только что заметил среди грузчиков старшего бухгалтера и понял происходящее по-своему. Афон усмехнулся.

— Мотай, мотай, — повторил он.

Вася еще раз подмигнул грузчикам и ушел.

— Тут мы подумали немного и решили сделать по справедливости, — сказал Афон, вынимая из кармана пачку денег и подавая ее бухгалтеру. — Девяносто рублей. Берите.

— Нет, нет! — быстро сказал бухгалтер. — Не возьму.

— Покажи руки! — потребовал Афон.

Николай Петрович протянул руки. На ладонях хорошо были заметны мозоли.

— Свое берешь, — сказал Афон. — Заработанное. — Он вложил деньги в руки бухгалтера. — Вот так. Не один ты честный. Понял? И завязали. Пошли, ребята.

Грузчики встали и не спеша направились вдоль берега.