Читаем Белые кони полностью

— Он-то знает? — кивнул Вася на стоявшего около борта бухгалтера.

Афон глянул на понурую фигуру Николая Петровича и усмехнулся:

— Нет. Петрович не знает.

— Ловкачи-и…

Камни бросали в большой ржавый ковш. Николай Петрович трудился вместе со всеми, хотя еще в пути решил, что выпишет наряды не на сто кубов, как выписывали обычно на баржу номер 712, а на семьдесят пять. Но, чтобы не ущемить грузчиков в заработке, Николай Петрович решил не вписывать в наряды свою фамилию, и, хотя, что правду скрывать, хотелось ему получить деньги, ведь не хуже других он работал, старался, мозоли набил, решения своего он придерживался твердо. И вот, чтобы грузчики не догадались ни о чем, он разгружал баржу вместе с ними и очень боялся того момента, когда появятся остовы «печки». Первым заметил «печку» крановщик Вася, прекратил работу, слез с крана и незаметно подозвал к себе Афона:

— Заметно. Спровадить надо.

— Один момент! Николай Петрович! — крикнул Афон. — Может, в контору вам надо, так идите!

Бухгалтер засуетился, начал искать рубашку.

— Я и забыл, — некрасиво хихикнув, сказал он. — Говорил мне Заусаев, чтобы я к нему зашел насчет нарядов.

— Во! — поддержал студент. — Закрой там побольше!

И когда шел Николай Петрович по берегу, слышал, как громыхали о железо падающие камни. Это, торопясь, вырывали ломами грузчики пятиметровые бревна. И каждый удар падал бухгалтеру прямо в душу. Он уходил все дальше и дальше, а когда свернул за угол, зажал уши, хотя здесь, в затишке, никто ничего не мог бы услышать, никто, кроме Николая Петровича.

Вернулся он через час. Работа шла своим чередом. Петруша кричал «майна» и «вира». Афон в одиночку ворочал замшелые булыжники, студент бойко бросал мелочь. Все шло как на обычной честной работе, и лишь по бортам, напоминая о «печке», лежали наспех распиханные бревна.

На берегу появились шабашники. Грузчики сплотились, лица их стали суровыми и злыми, но шабашники и не думали драться. После поездки на пассажирском теплоходе, в каюте второго класса, они находились в благодушном настроений.

— Конешно, нехорошо, — тянул Санька Тетерев. — Огребли вы нас крепенько, но мы зла не таим. Правда, Симаха? Положено, конешно, и нам кое-што… Мы острова-то нашли. И пластались все-таки…

— Не обидим, — пообещал Афон.

Шабашники ушли с миром.

Шкипер Дося, вспотевший и сосредоточенный, метался по берегу в поисках грузовой машины. Наконец ему удалось уговорить одного паренька-шофера. Дося решил продать корзины, отвезти на гармонную фабрику заготовленную ольху, а заодно, с мрачного согласия грузчиков, продать и бревна, из которых была сделана «печка».

Крановщик Вася наотрез отказался грузить машину краном.

— Пусть поработает, — злорадно сказал он. — В прошлый раз погрузил ему две машины — хоть бы сто грамм выставил!

Дося начал таскать дрова на плечах. Из каюты выскочила его костистая жена и стала помогать шкиперу, бормоча про себя ругательства. Вася подмигивал грузчикам и корчил смешные рожи. Нагрузив машину, Дося уехал и вернулся лишь к вечеру, тихий и добрый. Он пришел не один, с внучатами.

— Вот мои внучата, — сказал он, обращаясь к грузчикам, долго смотрел, как дети ели мороженое, отвернулся и стал вытирать потной подкладкой фуражки вмиг повлажневшие глаза. — За что ж ты, Вася? — обратился он к крановщику. — Ить для их. Дли сироток. Для себя, что ли?

Вася смутился, хрюкнул и полез на кран. В дверях шкиперской каюты показалась Досина жена и громко позвала:

— Досифе-ей!

Шкипер вздрогнул, положил на плечи внучат руки и зашептал:

— Домой идите. Да скажите маме, мол, ежели будет время, дедушко придет. Придет, мол. Ну, идите, идите…

Дети взялись за руки и стали выбираться на берег. Дося, часто моргая, смотрел им вслед, а потом, как бы спохватившись, заспешил в каюту. И видели грузчики в иллюминатор, как молодая жена Доси пересчитывала истертые рубли и трешницы. А Дося сидел напротив, сложив руки на коленях, и бездумно смотрел на деньги.

Вот так, очень удачно, разгрузили баржу.

Перейти на страницу:

Все книги серии Новинки «Современника»

Похожие книги

Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман
О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Историческая проза / Советская классическая проза / Проза
Белые одежды
Белые одежды

Остросюжетное произведение, основанное на документальном повествовании о противоборстве в советской науке 1940–1950-х годов истинных ученых-генетиков с невежественными конъюнктурщиками — сторонниками «академика-агронома» Т. Д. Лысенко, уверявшего, что при должном уходе из ржи может вырасти пшеница; о том, как первые в атмосфере полного господства вторых и с неожиданной поддержкой отдельных представителей разных социальных слоев продолжают тайком свои опыты, надев вынужденную личину конформизма и тем самым объяснив феномен тотального лицемерия, «двойного» бытия людей советского социума.За этот роман в 1988 году писатель был удостоен Государственной премии СССР.

Владимир Дмитриевич Дудинцев , Джеймс Брэнч Кейбелл , Дэвид Кудлер

Фантастика / Проза / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Фэнтези