Белые ночи

Нет, ничего подобного – мистер Локвуд не застает меня пляшущей по кухне, в наушниках и с поварешкой в руках. Когда она возвращаются обед из трех блюд готов. Суп с клецками, гречневая каша с грибами и блины – скромный обед вызывает уйму восторга. Мишка тянется за блином, но сначала его ожидает молочная кашка и кефир.

За обедом разговор все-таки начинает более-менее клеиться. Дэниэл рассказывает об успехах Мишки, о том, что мальчишка скучал, просит почитать ему русскую сказку на ночь. Да, не больше и не меньше – как один случайный прохожий другому такому же случайному прохожему.

– Дэниэл, я, наверное, не смогу остаться до четвертого сентября…

– Почему? – первый раз за все это время он смотрит глаза в глаза. Вот, чего я боялась, боялась и ждала.

– Стыдно сказать, но я, как-бы без подарка тебе.

– Не глупи, – и опять глаза в глаза, – Дело же не в подарке, Наташа?

Ну, кто, кто еще умеет так крышесносяще коверкать мое имя? Кому бы я еще это позволила?

– Да, не в нем. Но давай все-таки остановимся на этой версии с подарком.

– Хорошо. Только я плевать на него хотел.

Вот и поговорили.

***

А вот когда оно приходит, это третье сентября… Весь этот день, солнечный, но не жаркий, я как во сне. Я что-то делаю, что-то говорю – а вокруг меня звенит тишина, только чувствую ветер за набегающими облаками и запах осени в южном воздухе. Город дышит осенью, хотя ее примет еще нет и в помине, да и будут ли они здесь в краю вечного лета? Но я чувствую ее – эту осень: прохладу, как мимолетный взгляд Дэна, золото, как в его взгляде. Расплавленное, с отчетливой примесью северных ветров, со снегом в Сахаре, оно преследует меня, и я опять забываю, как это – ровно дышать.

Вечер опускается, застав врасплох. Дом наполняется людьми, странно звучат их голоса, странно улыбаются они, обращая внимание на меня. Я сбегаю, беру в охапку Мишку и ухожу на прогулку. Это сильнее меня, этот страх, эта боязнь потеряться там, потерять последние ощущения Дэниэла, того, что он еще совсем немного – мой и ничей другой.

Мы идем на знакомую площадку, и я честно благодарю небеса, надоумившие няньку взять выходные. Наблюдать за Мишкой – это такое мое личное сейчас безмятежное, широченное счастье.

Домой мы возвращаемся в густых, тягучих сумерках. Дом светит мягким, радушным светом, который смягчает прямые, резкие бетонные углы. Он почти украшает бетонные стены, отчего этот дом, больше похожий на автобусную остановку, почти начинает мне нравиться. Если бы не этот людской гул, не эти голоса, я бы смогла его полюбить наверное.

Я выбираю меньшее из двух зол: провожу дитенка в гостиную и сдаю папке. Скомкано отвечаю на приветствия и так же сбивчиво отвечаю на какие-то вопросы, мимоходом замечаю Алекс (ух-ты, она вблизи даже красивее, чем на экране, надо бы папе потом рассказать) и в очередной раз за этот день сбегаю – на этот раз в самый дальний и темный угол сада.

Здесь красиво и наконец-то тихо. Зелень увивает стены, превращая угол, в котором я располагаюсь на каменной скамейке, в какой-то магический мирок. Качаются на легком ветру бумажные фонарики, где-то, посреди зарослей травы трещат сверчки. В неглубоком бассейне, напротив, среди лотосов и еще какой-то зелени, плавают яркие рыбки кои. Выхожу из тенистого убежища, сажусь на край бассейна. Ну, наконец-то можно стереть с лица эту «голливудскую» улыбку, фальшивую и приторную. От нее сводит скулы и тошнит. Закрываю глаза.

Музыка, одна мелодия на миллион, одна единственная, которую узнаю по первым аккордам… откуда она здесь? Распахиваю глаза. Откуда здесь Дэниэл, к кому он идет так твердо, на кого смотрит так исступленно?

– Наташа…

Да ну нет, просто я задремала и мне снится сон, самый лучший в мире сон.

– Наташа…

Нет, слишком все похоже на явь, и нежный ветер, следующий за ним по пятам, и этот запах – вишневый? – смешанный с табаком и одеколоном, и огоньки в глазах, тысячекратно отражающиеся в темных-темных глазах фонарики… нет, все это слишком реально, чтоб отгородиться сейчас. Вечер качнулся мне навстречу, и вот я рядом, близко-близко, так, что сойти с ума можно прямо здесь, перед ним тронуться умом на веки вечные.

А музыка все звучит и звучит – и до меня доходит, что Дэниэл ведет меня в танце, плавно, настойчиво и так, что сопротивляться не получается. И только опереться на его плечи, поддаться движению, поплыть по мелодии вслед за ним. Мечта, ты сбываешься?

– Я дурак, такой дурак, молчал. Знаешь, прятал глубоко, но ничего не вышло. Наташа, это сильнее меня. Я хотел, старался отгораживаться, но поздно уже. Ничего не поможет. Какие-то здравые мысли о том, что не мальчик уже… Я скучал… – только горячее дыхание по коже щеки, шеи, ключицы и твердые ладони на талии. Уплываю?

– Дэниэл, я… я тоже скучала, адски. Я думала, – почему-то через всхлипывание, – я еду сюда не к тебе. Но, как же я без тебя? Зачем я без тебя?

А мелодия ведет и ведет. Вплетается в вечер. Переплетает наши ладони, пальцы, тела.

– Пойдешь со мной? – таким душераздирающим шепотом, что как тут ответить отрицанием?