Песня звучит и в доме, она идет за нами, провожает нас… Краешком ускользающей, растворяющейся в этом волшебстве отстранённой вежливости, выдержки и не до конца еще помутнённого разума замечаю – какая же красивая у него спальня…
***
– Почему ты должна уехать? – Дэниэл легонько дует на локон, выбившийся из прически, и аккуратно заправляет его за ухо. От этой застенчивой, теплой ласки, я жмурюсь, давая мягкой волне ответной нежности подняться во мне. Он может вот так: вести себя невинно, будто ничего не было несколько минут назад, будто он и не ломал меня вовсе, вколачивая себя – вышибая из меня свое имя. Будто он не делал ничего, что могло бы вырывать из меня крик и стон, а теперь вот вгоняет во все оттенки красного.
– Дэниэл, – я слегка отстраняюсь, специально, чтобы дать ему снова сгрести меня ближе, – Не надо, пожалуйста.
– Почему? – он тянется за мной, впечатывая, заключая в кольцо рук.
– Ты ведешь себя… хуже Мишки!
– И что? – смотрит на меня сверху вниз и улыбается, так, как умеет он один. Только взглядом.
– И то. Меня ждут дома. Кроме того, мой отпуск заканчивается, и я обязана выйти на работу в ближайшее время, – не хочу сейчас думать о чем-бы то ни было, кроме его губ и рук.
Дэниэл отрывается от созерцания моей спутанной макушки, приподнимает лицо к своему и смотрит, теперь уже совершенно сосредоточенно.
– Наташа, – я едва сдерживаюсь, чтобы не прыснуть смехом. Я все еще не привыкла к тому, как он слегка коверкает мое имя, – Не смейся, пожалуйста, девочка.
В его глазах за серьезностью мне чудится тоска. Там дальше, за моим отражением в них – она – желтая, осенняя тоска. Хороший мой, что же мне делать? Сердце и правда умеет вот так – разрываться в клочья. Зачем же я сюда приехала? Зачем дала этот разрушительный шанс связать нас?
– Мне ничего не остается, – под серьезным взглядом его взрослых, усталых глаз, я нервно сглатываю, и по давнишней привычке цитирую Фигаро, – Я тороплюсь смеяться, потому что боюсь, как бы мне не пришлось заплакать.
Чего бы я хотела? Спать с ним еще одну ночь. Нет, не ломать друг друга на жарких, влажных от дыхания и наших тел, простынях. Не выкрикивать его имя в темноту и не ловить его ответный стон. Не сходить с ума от этой бешеной, отчаянной отдачи, когда и не ясно, где заканчиваются мои оголенные провода чувств и начинаются его. Нет! Не этого всего я хочу сейчас больше всего! Это я унесу с собой – на своей коже, губах, в своих снах! Я хочу иного. Обернуть себя его руками, спрятаться, хоть на время ото всех и всего в этом сумасшедшем мире, уткнуться в его грудь – и заснуть вот так, в его руках, как в самой нужной в мире колыбели.
***
И опять эта пытка расставанием! Мишка хмурится, непонимающе смотрит, цепляется ручонками. Все мое внимание сейчас отчаянно хочет перетянуть на себя, не оставляя времени нам с Дэниэлом от слова совсем. Мы сдаемся. Усаживаемся на диван в гостиной, обнимаемся втроем, переплетая пальцы. Руки Дэниэла обхватывают нас обоих – и мое сердце рвется в клочья, напрочь.
– Я вернусь, мальчишки, – шепчу, как можно увереннее. – Или вы прилетайте. На зимние каникулы, а?
– Я уже скучаю, – забавно шепелявя, тянет Мишка.
– Мы скучаем, – поправляет его Дэниэл, прижимая нас еще ближе.
Все-таки я не выдерживаю и даю волю слезам. Они катятся по щекам, по футболке Дэниэла, по моим губам – соленые и горькие.
– Не плачь, пожалуйста, – шепчет мне в макушку Дэниэл, – Я не выдержу… этого всего.
– Хорошо, – хлюпаю носом, – Хорошо. Только пообещайте, что прилетите.
Повисает пауза. Отстраняюсь. Успеваю подумать о том, что сморозила какую-то явную глупость и что прошу слишком многого, что…
– Послушай меня, моя хорошая, – вся нежность, вся твердость и честность в его голосе, – Послушай. – Дэниэл поднимает мой подбородок, – Я не могу этого обещать.
Ну и вот оно! Ты взяла на себя слишком много, Наташа. Ты попросила невозможного. Ты вторглась на чужую территорию – огребай! С чего ты взяла, что этот мужчина что-то тебе обязан? С того, что вы сколько-то там раз офигенски трахнулись? Я вспыхиваю, буквально до корней волос. Эти ночи – в жизни их не забуду. Но с чего я взяла, что он мне хоть что-то должен?
– Ты слышишь меня, Наташа? – мягкий тон Дэниэла, а еще больше настойчивое касание ладони к щеке, уводит меня от этих умозаключений, – Я не могу тебе обещать, не хочу обманывать твои ожидания и тем более хоть как-то тебя привязывать к чему бы то ни было. Это я. И я очень-очень постараюсь. – Он снова притягивает меня к себе, я оказываюсь прижата к его теплому, твердому боку с другой стороны от притихшего Мишки, – Обещай, что будешь писать мне… и ему, нам.
– Хорошо, – я справлюсь, Дэниэл, я уже взрослая девочка. Ты дал мне столько силы, что я теперь все смогу. Улететь смогу и вернуться, и ждать тебя.
– И да, – он делает паузу и снова улыбается, пряча в этой улыбке тоску, что рвет взгляд, – я верю в любовь.
Седьмая глава