Я возвращаюсь. К работе, к делам, к нормальному, простому распорядку дня. Не спать до рассвета, отражаясь бесчисленные разы в его глазах – это теперь в прошлом. Я возвращаюсь. Самолетом до Москвы, а оттуда – к себе в глушь. Ненавижу это. Из тепла в холод, сразу, без подготовки. Нет, все-таки есть в поездах что-то гуманное. То, как постепенно меняется пейзаж за окном, то, как выходя на станциях прикупить всякой мелочи, медленно переходишь из одной температуры воздуха в другую… это, все-таки как-то более правильно. На самолете же все – мигом. Вот только что ты плавилась от жары – и через каких-то несколько часов уже на севере. И солнце стирается моментально. Оно не остается даже на коже, вымарывается мгновенной холодиной, сквозящей даже в ветре короткого северного бабьего лета.
На работе, как и всегда до середины сентября, затишье. Ходят из кабинета в кабинет, попивают чаек, ведут неспешные беседы. И, кажется, что все на свете можно отложить ради этих чаепитий. Потому что да, «работа сама себя не сделает, но и чай сам себя не попьет». Наш Домик, теперь официально разделенный на собственно приют и центр по работе с потенциальными усыновителями, имеет с недавнего времени звучное и красивое название «Дом Ветра». Разделение произошло быстро, вскоре после моего ухода в отпуск. Внимание такого человека, как мистер Локвуд, не осталось не замеченным, в городок хлынули те, кто захотел помочь, усыновить, дать денег на развитие. Количество «мам» и «пап» выросло в разы – и Дом был просто не в состоянии с ним справиться. Кроме того, как я выяснила недавно, Дэниэл перечислил солидную сумму и вообще участвовал в жизни Дома Ветра, ненавязчиво и очень деликатно. Благодаря его вот такой поддержке увеличился штат психологов, открылся Центр и произошли прочие перемены. Так что, можно сказать, вернулась я в совершенно другое место, не то, из которого уходила в отпуск. Но это, конечно, не коснулось старинной традиции полуденных чаепитий. Сон-час для малышни и наличие теперь полного штата воспитателей и нянечек дало такую вот возможность проводить за кружкой кофе-чая гораздо больше времени. И решать, за ней же, многие и многие вопросы насущные. Но я, инстинктивно, наверное, пока избегаю таких неформальных встреч с коллективом. Слишком много вопросов я предвижу, на которые не захочу отвечать. Очень личных вопросов.
«Ты так изменилась» – слышу ото всех, абсолютно. От уборщицы, до секретаря. Все удивляются, делают намеки. «И вообще, повышение тебе пошло на пользу», это они о том, что с некоторых пор я – ведущий психолог Центра. Ничего хорошего в этом нет. Куча бумаг, отчетов и прочей канцелярии. Гораздо больше мне нравилось общение с живыми людьми, с детворой. А это – так, ерунда. Но ничего я поделать не могу. Только прятаться ото всех, отгораживаясь кипами бумаг и папок в новом, с иголочки, кабинете.
В промежутках между разнообразными отчетами и прочей, никому, кроме, наверное, производителей бумаги, не нужной работой, я пишу письма Дэниэлу. И Мишке. Иногда по два-три листа. Половину текста занимает описание моей тоски. Потом о погоде. Потом снова о том, как я по ним скучаю. Потом о рутинных делах. И под конец то, что предназначено только для глаз Дэниэла.
***
В таком вот режиме «жизни» проходит, наверное, неделя. Я почти ночую в Центре. Посещаю Дом Ветра, общаюсь с кандидатами, сопровождаю «смотрины». Вырубаюсь по ночам мгновенно, только успеваю голову закинуть на подушку – и проваливаюсь. Я даже не успеваю понять, насколько сильно мне не хватает Дэна. А утром – снова в работу, в свой супер-мега современный угол в серо-белых тонах.
Однако прятаться вечность у меня не получается. Меня находят, вытаскивают на это долбанное чаепитие у зама. Импровизированное такое, совмещенное с совещанием. Я тупо смотрю в чашку и слушаю в пол-уха.
– А что нам скажет на этот счет Наталья? – неимоверно сладеньким голосом подает реплику наш зам. – Как вам вообще мистер Локвуд? Если мои сведения точны, Вы даже позволили себе принять его приглашение и приехать в гости.
Сука. Откуда знает? Нет, даже не это напрягает. А то, как это подается, этот взгляд поверх очков. Ничего хорошего он мне не сулит, вот почему-то мне так кажется. Чую: где-то накосячила, но как и где именно – убейте не пойму. Ненавижу это чувство.
– Что ж вы молчите, милочка?
Так, Наташ, больше воздуха в грудь – и уверенно, но, не повышая голоса, уничтожающим шепотом:
– А, собственно, каким боком это касается Вас, принимала я приглашение мистера Локвуда или нет? И как это касается моей профессиональной деятельности?