Думая о ее письме, я бродила по квартире в поисках чего-нибудь, что можно было бы съесть. Она права на этот счет. Я поискала в ванной, надеясь, что она что-нибудь оставила, старую зубную щетку или помаду, с которой можно было бы соскрести верхний слой. Но ничего нет. Она вывезла все, кроме некоторой ненужной одежды, здесь больше не было ничего от нее, все Феликс, Феликс, один сплошной Феликс.
Я лежала на кровати, перечитывая письмо и удивляясь тому, как изменился ее тон. Не было больше Тильды, обезумевшей от горя, теперь она зарывалась в глубь себя в поисках оптимизма, представляла светлое будущее, и я должна бы порадоваться за нее. Но я не могу радоваться. Все произошло слишком быстро. Я знала, что на самом деле она сейчас только на первых стадиях горя, а ее настоящие чувства – это водоворот из боли и гнева. Жизнерадостность в последних строчках ее письма можно объяснить исключительно тем, что это все душераздирающая фальшь, и я подумала: если она способна на такие восхитительные и невероятные усилия, чтобы выжить, то и я должна быть сильной. Я не должна сдаваться, останавливаться, какой бы уставшей или павшей духом я себя ни чувствовала, и я снова открыла «Досье», прокручивала его вниз, останавливаясь в случайных местах, и читала то, что писала в начале лета, уделяя особое внимание своим наблюдениям за внешностью Тильды: о ее похудевшем лице, нервном взгляде, неопрятном виде. Затем я попала на заметку, о которой совсем позабыла:
Она сказала, что сможет уделить мне пару минут в дневное время. Я дошла пешком до ее офиса в Сохо.
– Здравствуй, Калли. – Она приветливо протянула мне руку, ее пухлая ладонь была слегка влажной. Крупная женщина в одежде большого размера: пурпурный свитер кроя летучая мышь поверх длинной зеленой юбки из джерси. А еще на ней куча украшений: броское серебряное колье со свисающими пластинками, наверное, африканское, толстые серебряные браслеты, гигантские голубые очки.
В ее кабинете беспорядок, везде развешаны фотографии клиентов, глянцевые фотопортреты и фотографии актеров во время работы, на сцене театра или на съемках. Я уселась в предложенное мне мягкое кресло, слегка растерявшись от фотографий и запаха сигарет, и думала о том, как мне объясниться, с чего начать беседу. В голове было совсем пусто, и вот она заговорила:
– Я пыталась связаться с Тильдой, но она не перезванивает. Поэтому, думаю, она избегает прямого контакта со мной. Она отправила тебя в качестве посредника?
– Да, это так, – солгала я. – Вы знаете, что она уехала в Лос-Анджелес?
– Что? Нет, не знаю. Первый раз слышу… – Она опустила кулак на стол, без усилия, но все ее браслеты посыпались вниз, вызывая ассоциацию с игрушкой-пружинкой.
– О! – Мое замешательство было очевидно. – Она уехала только что… Всего пару дней назад.
Она наклонилась вперед, уложив массивный бюст на стол, заваленный вещами.
– Понятно. Ну, она ведь всегда этого хотела, верно? Поработать в Америке? Но она знает, что я об этом думаю: сперва ей нужно укрепить позиции здесь… Ты знаешь, она ведь держалась очень высокомерно во время съемок «Ребекки». Вести себя как суперзвезда, когда ты только начинаешь – не самый разумный шаг. Из-за этого ей трудно искать новые предложения.
– Но у нее же будет роль в «Зависти»?
Фелисити рассмеялась с большой иронией в голосе.
– Да уж, это все, конечно, хорошо, но фильм малобюджетный, а Роберт Гэллоуэй – не слишком опытный режиссер. Такое сочетание не сулит ничего хорошего… Но она теперь никого не слушает… – Даже несмотря на то, что все это время она сидела на месте, ей как будто не хватает дыхания.
– Но она слушала Феликса…
– В каком смысле?
– В смысле, он был строг к ней. Говорил, чтобы она не бралась за второсортные роли…
Браслеты на руках снова пустились в пляс, производя шум. Она поставила локоть на стол и потерла подбородок пальцами.
– Правда? – спросила она. – Мне так не показалось, когда она приходила. Второсортные, как ты их называешь, роли – это единственное, что ей перепадало, да и то нечасто. И, кажется, она только рада была за них взяться.
У меня сложилось впечатление – хотя я была здесь всего пять минут – что она недолюбливает Тильду. А еще она уже выдала мне всю необходимую информацию, и я могу уходить. Деловым тоном я сказала:
– Что ж, спасибо вам, Фелисити. Тильда просила передать, что ее не будет некоторое время, а потом, через восемь недель, она вернется на съемки «Зависти» и тогда свяжется с вами.