Белые воды

А когда Косачев, не подозревая ничего, словно забыв, что от нее, Антипихи-почтальонши, теперь исходили нередко известия о бедах, спустился по ступеням — в одном пиджаке, без кепки — вниз, где она поджидала его, Агния сунула ему в руки узкую, шероховатую бумажку. У Петра Кузьмича в один миг схлынул хмель, пронесся ураган — с Савкой?! С Савелием?.. С ним, на фронте? Он даже не подумал, что могло быть вовсе не с сыном, могло быть иное, тоже близкое ему, но с другой стороны, с другого краю. Он молчал, утратив дар речи, и слова Агнии Антипиной дошли до его сознания точно из пустоты:

— Ты уж сам Макарычевым, дядь Петь… О Васьше тут.

И только когда она, прикутанная ношеным полушалком, в мужниных сапогах, в ватнике, пошла за новенькую, еще не крашенную калитку дома Макарычевых, Петра Кузьмича торкнула запоздалая злость: «Эк, язви тя, штоб хоть завтра принесть?»

Он обернулся и увидел — в проеме двери, будто приведенный известью, держась одной рукой за косяк, другой расстегивая невпопад ворот рубахи, стоял Федор Пантелеевич, тупо смотрел на него. Вскудлаченные брови перекосились, отчего правый глаз почти слепился, левый — глядел широко, с остылой напряженностью, и Петр Кузьмич понял, что тот догадался.

— Говори, сват… — хрипло, будто та трещинка в голосовой пластинке вовсе разошлась, проговорил Федор Пантелеевич. — Не к добру распелись… Меня касается, так, што ль?

Петр Кузьмич пошел на него.

— Иди в дом, Федор Пантелеевич, — сказал он, но голос — со ссадинкой — выдал его.

В сенцах, отступив, как бы давая ему проход, Федор Пантелеевич вдруг остановил Косачева за плечо, развернул к себе.

— Не тяни! Меня же касается…

— Обоих касается. И тебя, и меня: с Васьшей, сват…

Федор Пантелеевич опустился на скамейку, возле бадейки с водой, вовсе бумажно-белым стало лицо, дышал порывисто — под неодолимой ношей. В смятении, желая хоть чем-то помочь ему, Петр Кузьмич, зачерпнув из бадейки ковшом холодной воды, поднес ковш к губам, — тот пил, вода проливалась струйками на грудь.

Распахнулась дверь в переднюю, и в креповой кофте, застилая свет, возникла в проеме Матрена Власьевна, скороговоркой, охладело вскрикнула: «Чё? Чё у вас тут?» В тусклом свете увидела мужа, ойкнула и, будто подстреленная, сорвалась в крик, осела к косяку на приступок. Из горницы, от стола, выбегали Евдокия Павловна, Бибигуль, Идея Тимофеевна, Глафира Машкова, — заголосили, запричитали; расталкивая их, кинулась к бабушке Катя-маленькая.

2

Еще по-темному, пригадав к утренней смене, когда на свинцовом Ненашев проводил планерку и, значит, все начальники цехов, служб были в сборе, Куропавин и приехал вместе с двумя заведующими отделами горкома — заворгом и завагитпропом Вылегжаниным. Успели они только-только. Ненашев теперь проводил планерки коротко, говорил: «Прошу, товарищи, общие вопросы взаимодействия, претензии, а остальное по каждому цеху на месте разберемся!» Краткость стала правилом, после планерки все участники тотчас, без задержки расходились по цехам, а вслед за ними — Ненашев. Начинал с главного — с ватержакетного, после по ему одному понятной очередности являлся во все другие. Такое обрело и свое определение: пройтись по всему циклу. По его выходило, что таково веление времени, следствие требования: всю работу управленческого аппарата вести на местах. И сам он не «вылазил» с завода, из цехов, отсыпаясь накоротке в холодном кабинете, — подтапливать кабинет запретил, чтоб долго не рассиживаться, не спать, «как дома на перине».

Выбрался Куропавин, выкроив эти ранние часы, чтоб самому наконец вникнуть в злополучные бюллетени на месте. Он собирался это сделать давно, но все выходило недосуг — захлестывали авральные дела: на Ульбинке латали водовод, явочным порядком, сколотив бригаду добровольцев, начали подготовку к установке четвертого агрегата. Подстегнула Куропавина телеграмма, пришедшая вечером. Что ж, в обкоме не захотели, выходит, ограничиться тем разговором, резкой оценкой Белогостева — «командиров производства принародно секут», теперь оставили «письменное свидетельство»: то ли для порядка, то ли на тот особый случай, — мол, указывали, решительно требовали…

Текст оказался коротким, без особых изысков, но и тоже прямым, без деликатностей:

«Бюллетенях выполнения задания свинцовом заводе вами допускаются серьезные ошибки тчк Бюллетени должны носить агитационно-воспитательный характер зпт предупреждать возможные срывы зпт брак работе зпт вами же употребляются недопустимые угрозы адрес руководителей цехов тчк Такой метод осуждаем зпт одобряем форму подачи материалов по соревнованию тчк».