Белые воды

Попервости он не понял, что очнулся лишь спустя сутки после той бомбежки, не знал, что «юнкерс», прошитый очередью его «дегтярева», рухнул, протянув всего километра два над лесом, и взорвался, ткнувшись в землю. Накатный гул взрыва отозвался в лесу, но Костя Макарычев, отброшенный страшным ударом, его уже не слышал. Последнее, что он видел, — полоснуло рядом кроваво-красное пламя, и вслед за тем — кромешная темнота…

Было до странности тихо, безжизненно, словно все вымерло. Костя лежал лицом вниз, и глаза его видели впереди, над землей, возможно, всего на несколько метров. Еще не отдавая себе отчета, что с ним и где он, пошевелил руками и ногами, пытаясь приподнять голову, но тело было чужим, непослушным. Все же он увидел перед собой пучок высокой травы, показалось, осоки, — сахарно-белый иней пушисто убелил узкие листья, и вместе со слабым, отдаленно возникшим выводом — заморозок! — серебристый налет увидел и дальше — на сучьях, палых листьях, усеявших землю, и ощутил острую, до помутнения жажду… Пить, пить!

Он застонал, хотя и не услышал собственного стона. Пересиливая помутнение, еле подтянул к себе куст травы, пригнул его ко рту, припав запекшимися губами, жадно слизывал холодивший иней, — стаивая, он лишь увлажнял воспаленный язык.

Быстро устал, хотя прохлада и влага все же взбодрили его: словно бы какие-то живительные, еле ощутимые токи растеклись по жилам — щекотно и терпко. Отдохнув и опять уткнувшись в согнутый пучок травы, Костя Макарычев вновь слизывал иней, заметно чувствуя силу, как бы откуда-то, из неведомых тайников, возвращавшуюся к нему мало-помалу и копившуюся в нем. Повернулся, ощущая мелкие биения и беспомощность ослабленных мускулов в ногах, попытался подняться, встать; он даже полувстал, опираясь на руки, но — как только оторвал руки от подмерзлой земли, попробовал удержаться на ногах — осел на бок.

Перевернулся на спину и, лежа, попытался вспомнить все, что приключилось с ним. И вчерашний бивачный лагерь остатков батальона, налет немецких бомбардировщиков, стрельбу по ним из ручного «дегтярева», Кутушкина с узлами, с двумя дисками в руках… Он только не мог восстановить в памяти, что произошло потом — и с ним, и с Кутушкиным.

Приподнялся, сел, отдыхая; силясь, разулся и, растерев ледяные стопы, перемотал портянки, потихоньку стал подтягиваться к елочке, которую приметил метрах в двух позади себя, — две-три ветки ее были обрублены осколками. Перебирая руками по гнувшемуся стволу, поднялся на ноги и, удерживая равновесие, оглядел пустой, оголившийся за одну ночь лес.

Постояв, полуосмысленно соображая, что где-то тут был лагерь батальона, вернее, его остатков, Костя побрел, нетвердо ступая в жухлых листьях, прошел несколько шагов и наткнулся на каску. Она тоже была заиндевелой с одного боку, на расстегнутом тренчике различил свои инициалы, выведенные химическим карандашом: «К. Ф. М.». Поднял каску, обтер рукой иней и, надев ее, побрел дальше.

Наконец, среди мелколесья, обнаружил место, где был последний привал батальона; он блуждал в тупости, плохо сознавая, что здесь произошло, разглядывал то брошенную портянку, то иззмеившуюся обмотку, ботинок, окровавленный бинт, примятый лапник, валявшиеся котелок, каску… Глубокие черные воронки, залитые по дну водой; вывороченные березки и осинки, придавленные, а то и вовсе заваленные землей. Пустынно и тревожно. Дыханье забивало рвотным духом. Обойдя очередной завал, Костя оказался возле трех росших рядом елей — ветви их сплелись в одну крону, — и взгляд его наткнулся на свежий земляной холм, насыпанный ровно, аккуратно. Ствол крайней ели был стесан снизу, и кто-то неровно, печатными буквами вывел химическим карандашом на изжелта-белой древесине:

«Кривошеин Н. И., Симаков З. П., Афонин П. М., Кротов И. В. …»

Читал Костя, шевеля синими, сохлыми губами, слабо сознавая, что это его товарищи, бойцы, которых он знал по кадровой службе, а теперь, выходит, их нет, зарыли тут. Кротов и Симаков из их роты, даже из третьего взвода, которым командовал новичок, младший лейтенант Чайка, вместо лейтенанта Санина — тому в первом же бою осколок снаряда ровно секачом отхватил кисть левой руки.