Белые зубы

Шива промолчал. Миллат намекал на недавний «арест» брата Ибрагима ад-Дина Шукраллаха под фальшивым предлогом: уклонение от налогов и гражданское неповиновение. Никто не принимал всерьез эти обвинения, но все знали, что это предупреждение, не в самой мягкой форме, о том, что полиция следит за деятельностью КЕВИНа. Из-за этих событий Шива первым предложил отступить от плана А, и к нему тут же присоединились Абдул-Джимми и Хусейн-Ишмаэл, который, несмотря на свое желание драться все равно с кем, боялся за свой магазин. Целую неделю шли споры (Миллат отстаивал план А), а 26 декабря Абдул-Колин, Тайрон и Хифан решили, что план А не отвечает долгосрочным интересам КЕВИНа. В конце концов, они не могут позволить себе оказаться в тюрьме, пока в КЕВИНе нет лидеров, способных их заменить. Так с планом А было покончено. С ходу придумали план Б. Он заключался в том, что семь членов КЕВИНа придут на пресс-конференцию Маркуса Чалфена, встанут и прочитают Суру 52 «Гора» сначала на арабском (это сделает Абдул-Колин), а потом на английском. Миллат вышел из себя, когда узнал про план Б.

– И это все? Почитаете ему Коран, и все? И это называется наказать его?

А как же месть? Как же сладкое: воздаяние, джихад?

– Хочешь сказать, – мрачно поинтересовался Абдул-Колин, – что слово Аллаха, данное пророку Магомету – Сала Аллаху Алайи Уа Салам, – это недостаточно?

Конечно, нет. Но несмотря на то, что Миллата план Б выводил из себя, ему пришлось сдаться. Вместо споров о чести, жертвенности, долге, жизни и смерти – всего того, ради чего Миллат и вступил в КЕВИН, – вместо всего этого встали споры о переводе. Все сошлись на том, что ни один из переводов Корана не может быть признан словом Аллаха, но в то же время все признавали, что план Б утратит свою весомость, если никто не поймет, что скажут члены КЕВИНа. Итак, вопрос был в том, какой перевод и почему. Будет ли это перевод одного из ненадежных, но признанных ориенталистов: Пальмера (1880), Белла (1937–39), Арберри (1955) или Дэвуда (1956)? Специфический, но поэтичный перевод Дж. М. Родуэлла (1861)? Или старый добрый Мухаммед Мармадьюк Пиктхолл, обращенный из англиканской церкви в ислам – (1930)? Или перевод одного из арабских братьев: прозаический Шакира или цветистый Юсуфа Али? Пять дней спорили о переводе. Когда Миллат приходил в эти дни в Килберн- Холл, ему ничего не стоило представить, что эти болтуны, собравшиеся в кружок, эти якобы фанатичные фундаменталисты на самом деле редакторское собрание «Лондон Ревью оф Букс».

– Но Давуд же нудный! – яростно спорил брат Хифан. – Например, 52:44: «И если они увидят, как падает кусок неба, они скажут: «Это всего лишь туча облаков!» «Туча облаков»? Что за ерунда? Родуэлл, по крайней мере, пытается передать поэзию, особый дух арабского языка: «И если узрят они пряди небес падающие, то скажут «Это облако густое». «Пряди», «облако густое» – это ведь гораздо сильнее!

Потом, запинаясь, заговорил Хусейн-Ишмаэл:

– Я, конечно, простой мясник, владелец магазина, может, я не все понимаю… Но мне очень нравится вот это… это кажется, Родуэлл… да, Родуэлл 52:49: «И когда опустится ночь, прославляй его на закате звезд». «Опустится ночь». Хорошая фраза. Прямо как из баллады Элвиса. Гораздо лучше, чем у Пиктхолла: «И ночью славословьте его при заходе звезд». «Когда опустится ночь» – гораздо, гораздо лучше.

– И что, мы ради этого собрались? – закричал на них Миллат. – Ради этого мы вступили в КЕВИН? Чтобы сидеть и ничего не делать? Сидеть тут на задницах и играть словами?

Но план Б был принят. И вот они несутся по линии Финчли-роуд, к Трафальгарской площади, чтобы его осуществить. Вот поэтому Миллат обкурился. Чтобы у него хватило смелости сделать что-то еще.

– Я не сдаюсь, – невнятно пробормотал Миллат Шиве на ухо. – Разве мы для того здесь, чтобы сдаться? Я не для этого вступил в КЕВИН! Ты для чего вступил в КЕВИН?

По правде говоря, Шива вступил в КЕВИН по трем причинам. Во-первых, потому, что ему надоело быть единственным индуистом в мусульманском ресторане. Во-вторых, потому, что быть главой отдела внутренней безопасности КЕВИНа – намного круче, чем быть официантом в «Паласе». И, в-третьих, из-за женщин. (Не из-за женщин КЕВИНа, которые были красивыми, но целомудренными до крайности, а из-за обычных женщин, которые восхищались его новыми манерами и на которых его новый аскетизм производил огромное впечатление. Им нравились его борода и шляпа. Они говорили ему, что в тридцать восемь лет он наконец-то стал настоящим мужчиной. Их приводило в восторг то, что он отказался от женщин. И чем больше он от них отказывался, тем большей популярностью пользовался. Пока это соотношение было верным, и у Шивы за последнее время было больше женщин, чем за всю жизнь кафиром). Но Шива каким-то образом почувствовал, что правду сейчас лучше не говорить, и ответил:

– Чтобы исполнить свой долг.