Белые зубы

Ему хотелось увидеть зло, зло в чистом виде; распознать его, вглядеться – иначе задуманного не осуществить. Но сутулая фигура доктора казалась жалкой. Лицо было залито розоватой кровью, словно худшее уже свершилось. Никогда еще Арчи не доводилось видеть такого сломленного, подавленного человека. Это зрелище охладило пыл Арчи. Его так и подмывало сказать: «Похоже, ты чувствуешь то же, что и я», – потому что лучшего воплощения пульсирующей боли и тошноты из-за плещущегося в животе алкоголя было не придумать. Но он молчал, молчал и доктор; они стояли и смотрели друг на друга поверх заряженного пистолета. Арчи пришла в голову забавная мысль: а что, если этого человека не убивать, а взять да и свернуть? Свернуть и сунуть в карман.

– Ты уж извини, – после тридцати секунд томительной тишины сказал с отчаяньем в голосе Арчи. – Война окончилась. Лично я против тебя ничего не имею… но мой друг Самад… в общем, так надо.

Доктор моргал и, казалось, с трудом переводил дыхание. Красными от крови губами он выговорил:

– Когда мы говорили… ты сказал, что я могу молить о пощаде.

Не отрывая рук от затылка, доктор попытался упасть на колени, но Арчи со стоном покачал головой.

– Сказал, да, но… лучше, если я… – грустно ответил Арчи, изображая, будто передергивает затвор. – Как думаешь? Просто-напросто кругом – и готово дело.

Доктор открыл рот, хотел что-то сказать, но Арчи снова замотал головой.

– Я еще ни разу этого не делал, и я, честно говоря, ссу немного. Я чуток пьяный, из твоих слов все равно ничего не разберу, так что…

Арчи поднял пистолет на уровне докторского лба и, закрыв глаза, положил палец на спусковой крючок.

Голос доктора взвился октавой выше:

– Можно сигарету?

С этого-то момента все и полетело в тартарары. Как у Панде. Прихлопнул бы парня – и делов-то. Вместо этого он открыл глаза и увидел, как его жертва никак не может вытащить из кармана помятую пачку сигарет и спички – ни дать ни взять живое существо.

– Можно мне, пожалуйста? Прежде чем…

Арчи выдохнул весь набранный для выстрела воздух.

– Последнее желание, отказать нельзя, – сказал Арчи, насмотревшийся фильмов. – Хочешь, могу дать прикурить.

Доктор кивнул и потянулся к зажженной спичке.

– Давай, не тяни резину, – помолчав, сказал Арчи; он никогда не умел противиться бессмысленным словоизлияниям, – если есть чего сказать, выкладывай. Не всю же ночь мне тут торчать.

– Мне позволено говорить? Мы будем разговаривать?

– Ничего мы не будем, – резко ответил Арчи. Не станет же он, в самом деле, лясы точить, как нацисты в кино (первые четыре года войны Арчи провел в брайтонском кинотеатре). – Ты сейчас выскажешься, а потом я тебя убью.

– О да, конечно.

Утеревшись рукавом, доктор с любопытством, недоверчиво посмотрел на паренька, не шутит ли он. Паренек был серьезен.

– Хорошо… Если мне позволено обратиться к… – Доктор тщетно ждал, что Арчи назовет свое имя. – Лейтенант… Если мне позволено обратиться к тебе, лейтенант, то замечу, что ты, судя на всему, стоишь на… э-э… у нравственного путевого камня.

Арчи не знал, что такое путевой камень. В уме возник Уэльс с его железнодорожными путями и каменоломнями. И, как всегда в затруднительной ситуации, он сказал:

– Вот те на!

– Да, да. – Доктор Болен приобретал уверенность: прошла целая минута, как его не расстреляли. – Мне кажется, ты стоишь перед дилеммой. С одной стороны… Я не верю, что ты хочешь меня убить…

Арчи выпрямился и расправил плечи.

– Слушай, солнце…

– А с другой, ты обещал своему ревностному другу это сделать. Более того…

Докторовы трясущиеся руки задели его собственную сигарету, и пепел серым снегом посыпался на сапоги.

– С одной стороны, у тебя есть долг перед своей родиной и убеждениями. С другой, я – человек. Я с тобой разговариваю. Так же, как ты, я дышу и истекаю кровью. И ты ничего наверняка обо мне не знаешь. Так, только слухи. В общем, я понимаю, что перед тобой стоит большая проблема.

– Вот еще. У кого из нас проблема, так это у тебя, солнце.

– И все-таки, пусть я тебе не друг, у тебя есть долг передо мной как перед человеком. Ты зажат обязательствами. Ситуация весьма интересная.

Арчи шагнул вперед, и пистолетное дуло замерло в пяти сантиметрах от докторова лба.

– Все сказал?

Тот хотел сказать «да», но у него никак не получалось.

– Хорошо.

– Подожди! Пожалуйста. Ты знаешь Сартра?

Арчи сердито фыркнул.

– Нет, у нас нет общих друзей, я это точно знаю, потому что друг у меня один, и его зовут Ик-был. Хватит, я тебя сейчас убью. Извини, но…

– Он не мой друг. Он философ. Сартр. Мсье Жан-Поль.

– Кто? – с подозрением спросил раздраженный Арчи. – Француз он, что ли?

– Да, он великий француз. Я встретил его в сорок первом, когда его посадили в тюрьму. И у него была, на мой взгляд, такая же проблема, как у тебя.

– Говори, – помолчав, произнес Арчи. Чужая помощь ему не помешает.