Белый край

В отличие от прочих мертвецов, защитников крепости не обезображивали в той же степени. Им все еще отрубали руки и ноги, однако оставляли им их лица. В таком месте это было, пожалуй, величайшей честью.

Собрались не все. На стенах все еще были дозорные, которые смогут отдать дань уважения позже, однако остальные были здесь. Павшие были приколочены к ледяной стене медными гвоздями, частично закованы в лед, чтобы не допустить побега.

— Не надо, умоляю! — взмолился один из них. — Не надо! Я ни в чем не виноват! Это черный глаз! Черный глаз!

— Что за черный глаз? — шепотом спросила я Бруни. Тот шикнул в ответ, что-то пробурчал.

Первой к павшему подошла Вигдис, держа в руках чашу с водой. Мертвец с ужасом смотрел на плескавшуюся жидкость, искал поддержки хоть в ком-нибудь из собравшихся. Но было слишком поздно. Заковать его в лед — лучшее, что мы могли.

— Ты храбро сражался и нес свою службу, Нер, сын Када. И я благодарю тебя за все, что ты сделал.

Сотни глаз во льдах направили свой взгляд на новоприбывшего, когда Вигдис плеснула на его тело водой. Она мгновенно заледенела, превращаясь в твердую корку, лишь только встретилась с телом покойника.

— Ты храбро сражался и нес свою службу, Бьерн, сын Стефана. И я благодарю тебя за все, что ты сделал.

Второй не кричал. Он уже, казалось, принял свою судьбу, хотя во взгляде его читалась чистая злоба. Словно мертвый не был готов поверить в подобное предательство. Словно наши жизни, принесенные в жертву полярному сиянию, вернут к жизни его искалеченное тело.

— Черный глаз… Придет. Ничего не сделать, — лишь сказал он, а затем Вигдис плеснула ему водой в лицо.

Один за другим защитники крепости подходили к мертвецам, поливали их водой. Снорри с остальными строителями уже приготовили большие кувшины с водой, чтобы окончательно заморозить павших товарищей, но пока что ждали своей очереди.

Наконец, пришел мой черед. Глубоко вздохнув, я плеснула водой в лицо первого мертвеца, и оно замерло в выражении ужаса, как и у многих в этих стенах.

Вода сковывала их, была их большей слабостью. И в этот момент ко мне пришло озарение.

У нас было несколько месяцев до того, как наступит ночь, долгая настолько, чтобы мертвое войско снова пошло в атаку. Они не осмелятся пойти сюда без нефритовой тропы над головой, потому как не смогут оживать вновь и вновь. Но даже так у них были свои слабости.

И самая большая из них — они не были мертвы полностью. Их тела, во всяком случае тех, кто не был с ног до головы покрыт обсидианом, были такими же, как у живых. Они так же ощущали боль, так же слышали ушами и смотрели глазами. Единственное, что их отличало от нас — непреодолимая тяга к теплу, совершенное его чувство. Так отрубленная рука одного из защитников крепости набросилась на хозяина наощупь, лишь чувствуя его тепло, но, будучи отброшенной в сторону, не смогла найти новую жертву.

И я уже знала, что делать.

Все свободное время я потратила на проект, который сейчас казался мне наиболее важным. Если нападение неизбежно, то нам необходим каждый боец, и каждый нужен нам целиком, чего нельзя было сказать про покалеченного Нефострата, потерявшего свою руку.

— Так, не дергайся! — твердила я ему, меняя бинты на обезображенной культе. — Ну-ка…

Жаль, что я так и не сделала рулетку, с ней все было бы гораздо проще. Впрочем, снять мерки с его руки можно и так, просто отмечая обхват на ткани при помощи угля.

— Что ты собралась делать, Майя? — он непонимающе смотрел на меня.

— Увидишь, — улыбнулась я. — Не могу же я, друид, бросить калеку, а?

— Пошла бы ты, — засмеялся Нефострат. — Я не калека, я — герой!

— Да-да, — посмеиваясь, отмахнулась я. — Так, все. Руку не беспокой, пусть заживает.

Проект, впрочем, несколько затянулся, но и отказаться от него я не могла.

Я все так же помогала Надье на кухне. Вигдис пристально следила за тем, чтобы я не отлынивала от работы, а я, в общем-то, и не пыталась освободиться от своих обязанностей. С каждым днем мне становилось все проще рубить и резать человечину так же, как становилось все проще ей питаться. Выбора все равно не было — в этих снегах ничего не росло, один лишь лишайник, да и тот слизывают северные олени. Конечно, в море была рыба, да и оленьи туши охотники иногда приносили, но, как правило, этого не хватало чтобы прокормить всех, поэтому все доступное мясо мы мешали в кучу, чтобы не знать, чью именно плоть мы едим.

В свободное же время я занималась изготовлением того, что вернет Нефострата в строй. С одной рукой он вряд ли сможет нормально сражаться, а потому я уже две недели вырезала для него протез. Делать это металлическими инструментами было куда проще, однако я все еще не была плотником или хоть каким-либо ремесленником, занимаясь до этого умственной и управленческой деятельностью, и потому процесс затянулся.

Но в конечном итоге я снова встретилась с ним, якобы для перевязки. Дни рождения люди его народа не отмечали, да и не знала я, когда он родился, поэтому было сложно придумать повод для такого подарка.