Она кивнула в сторону заточенного под толщей воды мертвеца с горящим сердцем. Ей явно тяжело давалось каждое слово, она изо всех сил сопротивлялась зову злобы, разгорающейся внутри. От ее дыхания веяло холодом.
— Слушай, слушай! — тяжело дыша прохрипела она. — У тебя… У тебя четыре года. Четыре года! Он борется, но у них обоих осталось мало сил. Горящий… Он был там. Он вернется на зов подобного себе, поняла?!
— Вигдис, я… — едва шевеля губами тихо произнесла я. — Я не понимаю…
— Четыре года! У вас четыре года! Вы все сдохнете через четыре года, твари! Сдохните!
Все тело Вигдис напрялось, она попыталась вырваться. Была готова даже разорвать свои собственные ладони, лишь бы вырваться и убить кого-нибудь из нас. Но пока я, замешкавшись и не решаясь прекратить ее мучения лишь молча смотрела на нее, подбежал Снорри с большим кувшином воды и заковал в лед лицо мертвого командира. Один за другим оставшиеся в живых подходили к ней и выплескивали на нее воду. Тело Вигдис быстро покрывалось льдом, движения давались ей все труднее и труднее. Наконец, когда лед сковал ее почти полностью, я собралась с силами и дрожащими руками выплеснула воду, закрывая глаза.
Все молчали — никто сейчас не хотел нарушать установившийся покой. Даже погребенные словно вмиг застыли, замерли, и был слышен лишь вой холодного, колючего северного ветра.
— Вот и все, — вздохнул первым Бруни. — Хорошая баба была.
— Да, — коротко поддержал его Сих.
Ее лицо навечно осталось заперто в ледяных стенах крепости. Наверное, так она и хотела уйти из жизни — там же, где и сражалась столько лет. Мне же лишь оставалось надеяться, что когда-нибудь она сможет обрести покой.
Вскоре один за другим люди начали готовиться ко сну. Спать, впрочем, можно было не всем — двое человек обязательно оставались караулить наш лагерь на случай, если мертвецы вдруг решат атаковать. Остальные же, пока не настала их смена, могли позволить себе долгожданный отдых.
Под шкурами, в окружении Киры и Афины, было тепло, но все равно приходилось спать в шубе. Наверное, наше лежбище прогрелось бы за ночь от тепла наших тел, но все мы слишком замерзли и устали, чтобы ждать этого.
Кира уснула почти моментально — эту бестию не заботила ничья смерть, не волновали неудачи и поражения. Ей было весело — это главное, а сейчас она набиралась сил, чтобы продолжать свое безумство завтра. Афина же уснула вскоре после нее — сказывалась сильная усталость, как и у всех здесь. Не спалось лишь мне, слишком много было мыслей, сомнений и страхов. Раз за разом в течение всей моей жизни они наваливаются на меня в, казалось бы, самый неподходящий момент. Правда же в том, что ни один момент не подходит для страха. Но, тем не менее, иногда я волей-неволей задумывалась, что в этом мире слишком много плохого, и что как бы я ни старалась, справиться со всем этим, увы, не в моих силах.
— Это неважно, — вдруг раздался в голове голос Димы. — Главное — пытаться, а не сидеть на месте.
— Ты прав, — мысленно ответила я. — Но мне страшно.
— Мне тоже. Поэтому и надо продолжать.
Я вздохнула и, чувствуя, что явно не смогу уснуть, аккуратно выползла из-под шкур и тихо прошла к наспех возведенной ледяной стене. Дозорным сейчас был Сих, с которым я никак не находила времени нормально поговорить, и, пожалуй, сейчас был идеальный момент.
— Не спишь, — скорее утвердительно, нежели вопросительно сказал он.
— Да, — я кивнула и оперлась на край стены, глядя в темную даль. — Не спится.
Он молчал. Этот человек вообще был не из говорливых, и дело не в том, что он плохо знает северный язык. Просто, видимо, такая вот он натура — этакий типаж загадочного человека с темным прошлым, если, конечно, можно так выражаться в адрес темнокожих людей.
— Что за преступление ты совершил? — спросила я, выдыхая облачко пара.
— Нет, — он тряхнул головой. — Говорят, совершил. Я — нет.
— Ты не делал этого? — не без интереса продолжила я осыпать воина вопросами. — Тебя подставили?
Сих молча кивнул.
На небе ярко горели звезды, отражаясь и сверкая в снегах. Северное сияние в вышине было спокойным, тихим, словно море в штиль — совсем непохоже на то, что было прошлой ночью. Тут и там виднелись упавшие с неба куски нефрита, но сейчас было бы слишком опасно выходить за ними.
Вдруг вдалеке, к востоку от крепости, я смогла разглядеть крохотный огонек в ночи. Сих ничего мне не сказал, но, судя по прищуру, тоже увидел это. Снимая меч с пояса, он кивнул мне, и я приготовила копье, стараясь не высовываться из-за стены слишком сильно.
Огонек все приближался, но был слишком далеко, чтобы можно было разглядеть источник света. Я взглянула на воина рядом со мной и тихо спросила:
— Мертвые?
— Нет, — он покачал головой. — Мертвые без света.
Он был прав — мертвецы никогда не разводили огня. Жар пугал их, злил, да и ни к чему им был свет — в конце концов, под полярным сиянием, особенно когда оно кипит в разгар сражения, все было видно достаточно хорошо.