— Беда, Майя, — вздохнула она. — Племя Коммунахты вернулось. Они разрушили деревню этих людей, убили почти всех мужчин, а детей забрали в рабство. Этим, — она кивнула на цепочку беженцев, идущих через ворота, — повезло. Сбежали, бедные. Но дети, ох...
— Вернулись, значит... — нахмурилась я и нервно прикусила губу. — Форр фан да...
Нет, я не хочу этого видеть. Не хочу думать об угрозе, которая снова нависла над нашим краем. Не хочу думать о том, какая опасность теперь грозила людям моей деревни, моим людям. Они справятся, я дала им достаточно, чтобы они могли постоять за себя.
Кунникт потянул меня за руку, явно намекая на то, чтобы мы пошли дальше искать где поесть, и я не стала сопротивляться. Не глядя на дорогу и погружаясь все глубже в мрачные думы, я брела вслед за мужем по улицам города. Вскоре мой нюх уловил ощутимый, приятный запах свежей выпечки, и Кунникт повел меня в сторону пекарни.
В этом городе жили по большей части мастера и ремесленники разного рода. В том числе здесь были и повара, которых приглашали к себе в дома готовить зажиточные горожане, и пекари, и браговары. На одну из пекарен города мы в итоге и наткнулись. Не стоит пытаться представить себе первобытное кафе, потому как такого здесь никогда не существовало. Это здание походило скорее на прочие дома вокруг с одним лишь отличием — ставни окон были распахнуты из-за невыносимого, бесконечного жара глиняной печи внутри дома.
— Эй, есть кто? — я просунула голову в открытое окно.
Внутри было светло от яркого огня примитивной печи без трубы. По сути это была надстройка над привычным очагом, способная сохранять тепло в камере для выпекания, а уже под ней, в небольшой ямке, разводился огонь.
— Аю? — раздался голос пожилой женщины. — Кто там?
— Майя Бортдоттир и Кунникт Дургальфсон, — ответила я. — Мы... Ну, вы знаете, кто мы.
— Ох! — воскликнула старушка, подбегая к двери и тут же открывая ее. — Заходите, заходите! Я всегда рада таким гостям!
— Спасибо, — я коротко склонила голову и вошла внутрь вместе с Кунниктом.
Здесь же, в пекарне, эта женщина и жила. В той же самой комнате располагалась и соломенная кровать с дырявым одеялом, и мешки с зерном, и скромная мебель в виде крохотного столика, и пенька в качестве стула.
— Мы, э... — начала было я, но задумалась, пытаясь понять, как объяснить наше положение. — Буду честна: мы не желаем есть за столом ярла.
— Ох... — обеспокоенно вздохнула пекарь. — Поссорились с отцом так быстро? Ну ничего, ничего... Вот, вы присаживайтесь, сейчас... На чем бы...
— Не беспокойтесь, пожалуйста, — я покачала головой. — Я постою. Кунникт, присядь.
Мой муж не стал спорить и занял место на пеньке, который был настолько мал для его тела, что казалось, будто он сидит на полу.
— Мы, в общем... — продолжила я, почесывая затылок. — Нам поесть бы... Мы вернем, вы не думайте...
— Что вы! — воскликнула, разведя руками, старуха. — Нет-нет, угощайтесь! Подарок молодым! И заходите, когда вам будет угодно, всегда накормлю!
— Спасибо, — я слабо улыбнулась ей. — Правда, спасибо.
— Будет тебе, девочка. — улыбнулась она.
Вскоре она вернулась к столу с полной глиняной тарелкой пышных, горячих булочек. Без понятия, как она смогла приготовить подобное в таких условиях — моя мать, как и все жители деревни, были способны максимум на плоские, жесткие лепешки. Это же был самый настоящий хлеб с по-настоящему мягким и нежным мякишем, который словно таял на языке. Чувствуя безумный голод из-за того, что я не ела уже больше суток, я едва не простонала от удовольствия, жадно прожевывая выпечку.
— Нравится? — улыбнулась бабушка. — Так моя мать готовила. И мать ее матери.
— Офень! — широко улыбаясь, ответила я с набитым ртом.
— Ну и кушайте, кушайте...
Пока мы обедали, меня все не покидала одна простая мысль: я ошибалась насчет этих людей. То, что сперва показалось мне мрачным и неприветливым городом, оказалось поселением хоть и угрюмых, но добрых людей. Да, их жизнь здесь была трудна, может, даже труднее, чем наша, но в их сердцах все еще было добро. Ведь добрые люди не ограничиваются одним лишь Кунниктом или этой старушкой — многие из горожан хотели отблагодарить меня и день и ночь строили мне новый дом. В конечном итоге они оказались не злом, но добром, что давным-давно злу проиграло. Это мир вокруг сделал их черствыми и неулыбчивыми, не они сами.
Могу ли я помочь им? Могу ли спасти их? И как добру бороться со злом, когда зло уже победило? Все это были вопросы, на которые я не могла найти ответ. Очередная дилемма, про которую и не подумаешь, размышляя о быте людей в каменном веке. Но я не строка в учебнике истории, а мир вокруг меня — не иллюстрация. Все это было реально, все эти люди дышали и плакали так же, как и я сама. И все мы хотели одного.