Думаю, я измучила бедняжку своей болтовней, но не могла закрыть рот — все вокруг казалось удивительным и новым. Мы останавливались в городах, чтобы поменять лошадей, и каждый отличался от предыдущего. В Тафле несколько раз в год проходили ярмарки, многие жители занимались торговлей и выглядели аккуратными. Все улыбались, а женщины не носили чепчики и заплетали волосы в косы. Пирнем славился плодородными полями, а на крестьян было жалко смотреть: грязные, сгорбленные люди с изнуренными глазами. По улицам водили мулов и быков, от которых воняло.
Хуже всего то, что пришлось заночевать в этом городе. Знаю, что на постоялом дворе нам выделили лучше комнаты, но все вокруг смердело потом и землей, я даже спала в одежде, чтобы не касаться простыней.
Ехать по открытым местностям было тяжело из-за духоты и насекомых. Не смотря на это, я с радостью осталась бы посреди какого-нибудь поля, только бы не проезжать через ворота Ивениса — города, где решится моя судьба.
Глава 6. «Ярмарка в курятнике»
Праздник юности устраивали для высокородных дев, когда тем исполнялось пятнадцать лет, это символизировало переход от детства к взрослой жизни. Кэйа с ухмылкой называла его «ярмаркой в курятнике» — в действительности родители просто показывали дочку женихам, а чем роскошнее было торжество, тем большее приданое за нее давали.
В детстве такое сравнение злило, ведь я мечтала о моменте, когда смогу называться взрослой. Мечтала надеть роскошное платье и драгоценности, надушиться, а затем выйти к толпе мужчин и юношей, приглашенных специально для меня. Любая дева, которую до этого прятали, будет счастлива оказаться в центре внимания. Все будут говорить ей комплименты и приглашать танцевать, быть может, она даже встретит свою любовь.
Как мило все это представлялось в детстве. Я впервые оказалась на празднике юности и решила, что должна извиниться перед Кэйей — он и впрямь напоминал курятник. Гостей собрали в большом зале с низким потолком, а грубые каменные стены будто сложили наспех. Их маскировали гобелены, видимо, изображающие битвы — издалека вышивка напоминала кучу из людей и лошадей.
Столы расставили в виде буквы П, и сидели за ними в основном «петухи». Все нарядились в фамильные цвета, но никто не выбрал спокойные оттенки: темно-фиолетовый, красно-оранжевый, темно-зеленый, сияющий желтый — у меня глаза разболелись от ярких красок, дополненных сиянием украшений. Одни надели толстые золотые цепи с массивными кулонами, показывая, что заняты на государственной службе. Другие искрились, как граненые стаканы на свету, благодаря множеству драгоценных камней. Стройные подчеркивали фигуры узкими дублетами, котарди и шоссами, полные щеголяли в накидках и безразмерных уппеландах.
Как и изображения на гобеленах, гости смешались в разноцветную массу, из которой показывались смеющиеся и жующие лица. Все кудахтали и громогласно смеялись, я даже не сразу поняла, что играла музыка — доносилось только отрывистое бренчание струн. Несмотря на внешнюю неразбериху, было весело. Все радовались, хвастались нарядами, делились новостями. Мне бы тоже хотелось отвлечься, но не получалось из-за центрального стола, где сидели хозяева замка и их близкие друзья. Он возвышался на помосте, как туча, готовая забить меня градом.
Да простят боги, но я всем сердцем ненавидела виновницу торжества. Юная, прелестная, она устроилась в центре стола и очаровательно краснела из-за комплиментов очередного воздыхателя. Дева была миниатюрной и нежной, а лицо навевало мысли о розовом бутоне. Казалось, что она даже пахнет цветком, а зеленое платье дополняло сравнение.
Я завидовала. Это ужасно, но ее красота и свежесть заставляли меня чувствовать себя старой и никчемной. Двадцать лет, и еще не замужем! Высшее общество не отличалось терпимостью, о чем напомнил какой-то тучный господин в лиловой тунике. Его седая борода тянулась до пуза, а на лысом черепе блестели капельки пота.
— Тарваль, это не твой младший племянник? — прохрипел господин и ткнул в брата локтем.
— Не вижу… но он должен быть здесь.
— Да, не повезло мальчишке родиться в семье, где так много наследников. Ты бы просветил его, что с голым задом незачем приходить на праздник юности. Лучше пусть кого-нибудь обрюхатит, по-другому девку с приданым за него не отдадут.
Лысый громогласно расхохотался, я даже вздрогнула. Захотелось дать ему подзатыльник, как ребенку, ведь явно высокородный, судя по количеству перстней. Неужели благородная кровь проявляется лишь в деньгах, и неважно, что слетает с языка?
Брат тоже посмеялся, но у него это получилось по-доброму. Он коротко глянул на меня, а затем наклонился к господину и сказал:
— Ралтин, уймись.
— А?
Лысый встрепенулся, и его маленькие серые глазки остановились на мне. Они неестественно блестели, видимо, из-за кубка с вином, который господин собирался было поднести к губам.
— О, леди, простите. — Он вскочил на ноги и отвесил поклон.