Белый морок. Голубой берег

— Внимание, господа! А почему бы нам не спуститься в буфет? Не попробовать присланного нашей доблестной армией с Кавказа вина? Пусть азиаты беснуются, что нам за дело… — едва ли не впервые проявил инициативу в должности коменданта Киева генерал Ремер.

Предложение понравилось всем. С облегченным вздохом сорвались с мест и дружно двинулись к выходу.

— Герр рейхсамтслейтер, а вы? — прогудел уже с порога Магуния.

Поглощенный мыслями о калашниковских посланцах, Рехер сначала и не сообразил, чего от него хотят. Не поднимаясь с кресла, удивленно повернул голову и вдруг почувствовал… Он остро почувствовал, как что-то горячее ударило его под левое ухо, с невероятной силой отбросило назад. А в последующую секунду до его слуха донесся какой-то короткий треск, похожий на выстрел, и истерический возглас: «Смерть оккупантам!» И сразу установилась давящая, жуткая тишина. Краем глаза он еще заметил, как внизу, под ложей, завихрился водоворот людей, скрутился в черный клубок, а потом и зеленое поле с рыжими проплешинами, и пестрые ряды на трибунах, и этот клубок человеческих тел начали уплывать в кровавые сумерки.

— …Герр Рехер!.. Герр Рехер убит!..

Странным, возмутительно неуместным показался ему этот неистовый крик вблизи, но не нашлось сил не то что возразить, а даже размежить веки.

— Доктора! Немедленно доктора!.. — последнее, что пробилось в его сознание, и темная дымка забытья окутала все вокруг.

Он не помнил, как его подхватили на руки, как перенесли в просторную комнату, наспех переоборудованную под буфет, как бесцеремонно ощупывали и бинтовали голову. В сознание его привел резкий, удушливый запах. Топот ног, чье-то надсадное дыхание, выкрики:

— Господа, он жив! Жив!..

Попытался раскрыть веки — но почему такая сизая муть перед глазами? Все же постепенно стало светлеть. Вскоре он уже увидел потолок, густо покрытый трещинами, чью-то до непристойности лысую голову, потом словно из тумана стали выплывать лица, много лиц. Но где он, что с ним? Дернулся встать, но ощутил такую боль в затылке, что на глаза снова упала кровавая пелена.

— Хочу сесть… — сказал он, но голоса своего не услышал.

А лица мельтешили перед ним, одно сменялось другим.

— Сесть! — уже с яростью закричал Рехер и увидел, как все вокруг стали подобострастно улыбаться, что-то лепетать.

Его приподняли. И только тогда он все вспомнил. И первой мыслью было: «Это они умышленно так подстроили. Недаром же за фалды сюда тянули».

— Под счастливой звездой вы родились, герр рейхсамтслейтер. Мы уже думали… Выстрел был произведен почти в упор… — Кох словно бы оправдывался в том, что пуля только зацепила Рехера под левым ухом, а не продырявила череп.

— Но как мог этот негодяй проникнуть под нашу ложу? Если бы граната, он бы нас всех… — Это говорил Прютцман, который бледнел буквально на глазах. — Где полицайфюрер? Что это за охрана?

В тот же миг стремительно распахнулась дверь, и на пороге вырос Гальтерманн. Окинул всех победоносным взглядом, строго сверкнул глазами и, отчеканивая каждое слово, доложил:

— Господа! Преступник схвачен!

— Кто он? — невольно вырвалось у Рехера.

Гальтерманн словно только этого вопроса и ждал. Он бросил выразительный взгляд на высокое начальство. И, растянув губы в злорадной усмешке, процедил сквозь зубы:

— Да ваш же подопытный… Кушниренко!

От этих слов Рехеру судорогой свело руки и ноги. Неужели этот морально раздавленный, загнанный в тупик ублюдок осмелился поднять на него руку? «Нет, нет, Кушниренко на такое бы не решился! У него просто не хватило бы сообразительности с такой профессиональной ловкостью разработать план покушения. Разговоры о встрече с посланцами Калашника на стадионе — и сегодняшние многочисленные приглашения на футбольный матч… Да, здесь, безусловно, действовала рука опытного палача. И скорее всего — Гальтерманна! Кушниренко ведь до этого сидел в гестапо. А Гальтерманн?.. К тому же эту идею мог подкинуть через Прютцмана сам Кох, чтобы убрать меня с дороги. Возможно, и в Киев прилетел, чтобы справить по мне поминки… Так вот зачем они тащили меня на стадион!» — задыхался от злости Рехер на самого себя, что позволил каким-то никчемным унтерменшам обмануть, обвести себя, как мальчишку, вокруг пальца.

— Я приказал расстрелять Кушниренко посреди поля! На глазах стадиона, — сообщил Гальтерманн.

— Правильно сделали!

— Смерть, смерть гаду!

— Прикончить!

«Прикончить? Чтобы таким способом замести следы? — бритвой полоснула Рехера по сердцу догадка. — Нет, не выйдет! Кушниренко мне еще послужит. Ведь не сегодня завтра в Киев приедет Ламмерс, и тогда я выведу этих гробокопателей на чистую воду!»

— Прошу отменить приказ о расстреле. Немедленно!

Удивленные взгляды скрестились на раненом.

— Со своим убийцей я хочу расквитаться сам…

Чиновное сборище облегченно засопело, заскрипело ремнями. Краем глаза Рехер заметил, как обескураженно захлопал глазами полицайфюрер, глядя то на Прютцмана, то на Магунию.

— Так вы, может быть, сейчас?.. — наконец пробормотал он нечто совсем уж несуразное.

И Рехер, чтобы перехватить инициативу, сразу же воспользовался этой несуразностью: