Белый морок. Голубой берег

— Было ведь сказано: положитесь во всем на меня. Списками лиц, которые представляют хотя бы малейшую опасность для рейха, вас обеспечат. Единственное условие — маршрут рейда позвольте составить мне.

Преданными, прямо-таки собачьими глазами смотрел кандидат в герои на своего покровителя и явно не мог взять в толк, откуда у него могут быть списки потенциальных врагов рейха? Кто и когда сумел их составить? Почему Рехер так бескорыстен? Ведь за такую помощь можно запросить огромную плату…

— Понимаю, постичь все это так сразу нелегко. Но давайте сегодня обойдемся без лишних вопросов. Обещаю, что свою тайну я раскрою в день, когда вы получите назначение на пост полицай-фюрера рейхскомиссариата…

Наверное, Рехер точно разгадал сокровеннейшую мечту своего собеседника, потому что у того при последних словах сразу набежали на глаза слезы.

— Не сомневайтесь, это будет! Кому же еще возглавить карательные органы, как не победителю здешних партизан? Нужно лишь выиграть бой с генералом Калашником. И я уверен, что вы его выиграете. Держите только регулярную радиосвязь со мной и ни на шаг не отступайте от моих рекомендаций. Иначе…

— Герр Рехер, да я готов… Вы только прикажите!

— За приказами остановки не будет. А сейчас идите! И срочно готовьтесь к походу. Детали уточним перед вашим выступлением из Киева.

Пятясь и не сводя глаз с хозяина, направился Эрлингер к выходу. Когда достиг порога, Рехер вдруг спросил:

— Кстати, как там мой незадачливый убийца Кушниренко?

— Да, собственно, никак. Согласно вашему приказанию, сидит в одиночке под неусыпным наблюдением.

— Знаете, я хотел бы с ним встретиться. Если это не очень вас затруднит, направьте его ко мне. Но без лишнего шума.

— Что, прямо сюда?

— А почему бы и нет?

— Если вы так желаете… Через час он будет у вас…

XIV

Непотревоженную тишину утренней улицы разбудило недовольное бормотанье мотора и злобный визг тормозов. Рехер, который после отъезда Эрлингера успел побриться, сменить на голове повязку, выпить кофе и теперь от нечего делать шагал из угла в угол по кабинету, подошел к окну. Но выглянуть не решился. Какая-то непонятная тревога, таившаяся в сердце, внезапно охватила его. Было такое ощущение, что встреча, которой он так ждал и к которой столько готовился, станет для него роковой. Все же пересилил неуверенность, слегка отдернул плотную штору и увидел внизу двух здоровенных эсэсовцев в гражданском, волоком тащивших от черного «опеля» к подъезду парня в наручниках и в изодранной одежде. В глазах Рехера не появилось даже и тени злорадства, он спокойно закурил и прислонился плечом к стене, словно намеревался наблюдать пробуждение города.

Не повернул головы даже тогда, когда подручные Эрлингера ввели Кушниренко в кабинет. Они молча топтались у порога, а Рехер все стоял к ним спиной, кольцо за кольцом выпуская дым в распахнутое окно. Казалось, его совсем не интересовало, что происходит в комнате. Однако если бы кто-нибудь заглянул в окно, то увидел бы совсем иное: хозяин кабинета украдкой рассматривал отражение в стекле своего убийцы-неудачника. Даже не рассматривал, а с болезненной придирчивостью изучал обрюзгшее, в ссадинах и кровоподтеках лицо Ивана, свалявшуюся, точно пакля, с застрявшим в волосах мусором шевелюру, распухшие руки в кандалах. Но как ни вглядывался, как ни искал следов обреченности или хотя бы надломленности — не находил. Напротив, и в фигуре, и в выражении лица Кушниренко проступало спокойствие человека, который выполнил свой последний жизненный долг. Наконец Рехер повернулся и сказал:

— Снимите с него наручники! И оставьте нас вдвоем!

Эсэсовцы молча освободили Ивану руки и удалились.

— Я просил руководство службы безопасности доставить вас сюда, чтобы вручить обещанные фотографии, — и взял со стола приготовленный загодя пухлый пакет.

Иван не проронил ни звука. Подавляя боль, ножом резавшую колено, стоял с гордо поднятой головой и смотрел куда-то за окно, словно стремился взглянуть за далекий горизонт.

— Возможно, эти вещи вам перед смертью и ни к чему, но я привык держать слово. Тем более что вы оказали немецкому командованию воистину неоценимую услугу, — рассудительно продолжал Рехер, краем глаза наблюдая за Кушниренко. — Беспалый нищий, на чей след вы нас навели, действительно оказался партизанским посланцем. И теперь генерал Калашник, к которому наши лучшие агенты так долго и безуспешно искали дорогу, можно считать, уже в капкане…

Рехер заметил, как при этих словах в затуманенных глазах Ивана вспыхнуло отчаяние. Правда, всего на миг, но и этого было достаточно, чтобы понять: пущенная стрела угодила в цель.

— Это наша последняя встреча, Кушниренко. Возможно, у вас будет ко мне просьба?

Иван будто и не слышал. Стоял отрешенный и равнодушный ко всему. Но Рехера это только забавляло. Он был уверен, что это всего лишь маска и что через несколько минут он сорвет ее с противника.