Белый морок. Голубой берег

— В моем распоряжении недостаточно вещественных доказательств, бригаденфюрер категорически запретил мне вести расследование, но даже на основе тех данных, что я собрал, можно сделать некоторые выводы. Во-первых, осмотр местности показал: ваш «хорх» разнесен вдребезги миной, заложенной в него загодя. В этом деле меня не проведешь, я могу даже сказать: мина принадлежала к типу противотанковых. Во-вторых, калашниковцы, как установили мои агенты, никаких диверсий под Коростышевом не предпринимали. Но даже если допустить, что нападение совершили советские диверсанты, то мне совсем непонятно, почему они тогда не тронули ни Магунию, ни Гальтерманна, а ограничились лишь вашим «хорхом». И в-третьих, этот категорический запрет вмешиваться в расследование… Будем до конца откровенны: покушение на вас совершено кем-то из ваших же партайгеноссе. И это нетрудно доказать. Мне нужно только знать, куда заезжал ваш водитель, кто имел доступ к машине?..

Все это для Рехера уже не было открытием. Просто слова Гласса лишний раз утвердили его в мысли, что настал решающий раунд в его жизни. И транжирить дорогое время на какое-то там еще расследование… Имя истинного вдохновителя преступления еще в Берлине подсказал ему в тот памятный вечер Розенберг. Но что из этого?

— Оставим, Гвидо, всю эту историю, — махнул рукой Рехер. — Пусть ею занимается Гальтерманн.

— И вы считаете, что он — именно тот человек, которому стоит поручить такое дело?

— Это, в конце концов, не имеет существенного значения. Сейчас у нас с вами есть дела намного важнее.

Гласс непонимающе взглянул на собеседника:

— Если имеется в виду операция по окончательной ликвидации партизанского движения в округе, то нам ее уже не довести до победного конца. Вам, наверное, известно, что Гальтерманн, ссылаясь на распоряжение из Берлина, категорически потребовал от меня передать руководство ее чинам из своего ведомства… Мясники из СС сумеют въехать в рай на чужом горбу.

— Не будьте пессимистом, майор, положение не так уж и безнадежно. Нам суждено удивлять мир, и мы его непременно удивим! — твердо сказал Рехер.

— Когда? Ведь сегодня в шестнадцать ноль-ноль оберштурмбаннфюрер Эрлингер прибудет со своей свитой принимать дела…

У Рехера хищно сверкнули глаза.

— Эрлингер, значит?.. С ним-то мы как-нибудь справимся, положитесь в этом на меня.

— А распоряжение из Берлина? Неужели вы надеетесь, что оно будет отменено?

— Это не так важно. Для нас главное опередить события и собрать урожай своими руками. Вы меня поняли?.. Так что не опускайте нос: ваши заслуги будут надлежащим образом оценены.

— В конце концов, дело не в этом. Просто меня бесят свиньи из СС. Всегда они суют рыло не в свой огород и разевают пасть на чужие успехи. Нужно потерять элементарную порядочность, чтобы сейчас перехватить руководство операцией, к которой они не имели ни малейшего отношения! Почему-то Гальтерманн точно крот сидел в своей норе, когда партизаны бесчинствовали в округе, а теперь, когда мы загнали их в тупик, явился присвоить лавры победителя. Если уж на то пошло… Лучше под трибунал, чем мостить ему дорожку к триумфу!

— Я понимаю ваше возмущение, Гвидо, но сейчас не время для эмоций. Давайте займемся конкретным делом. Как развертывается операция?

— Сверх всех ожиданий! Как вы и предвидели, команда пугачей сделала то, чего не смогли добиться все карательные экспедиции СС, вместе взятые. Ныне банду Одарчука можно считать обреченной: она очутилась как бы в вакууме. Партизаны лишились опоры в селах, их каналы связи с киевским подпольем контролируются нами, в их среде есть наши квалифицированные агенты. К сожалению, им только до сих пор не удалось нащупать, где именно находится сам Одарчук, а то бы уже давно можно было ставить точку. Один из агентов высказал предположение, что Одарчук руководит операциями, сидя в Киеве. Но вы сами просмотрите его донесения… — И Гласс стал открывать портфель.

— Это я сделаю дома, — остановил его Рехер. — Вы захватили с собой все материалы?

— Да. Здесь оперативная карта района пугачей, их радиограммы, донесения агентуры из самого отряда, копии ваших распоряжений, письменные обязательства завербованных партизанских резидентов…

— Прекрасно. Я все это тщательно изучу. — Рехер взял из рук Гласса довольно-таки тяжелый портфель. — А теперь скажите, майор: на каком километре Житомирского шоссе проживает тот партизанский разведчик, который дал подписку работать на нас? И вообще как он зарекомендовал себя?

— Кажется, на семьдесят втором километре. А что касается его деловой характеристики… Нет, претензий у меня к нему нет: провалов по его линии не было.

Сдвинув брови, Рехер долго что-то обдумывал, потом решительно спросил:

— Он не мог бы переправить в партизанский отряд еще одного агента? Только очень срочно!..

— Что за вопрос! Других же переправлял…

— Тогда у меня к вам просьба: предупредите его самым строгим образом, что к нему не сегодня завтра придет человек, которого он должен в срочном порядке доставить в отряд Одарчука. Пароль для связи: «Последний раунд настал». Отзыв: «Победителей не судят».