Белый морок. Голубой берег

— Повалит, когда немчура свои настоящие зубы покажет. Только не будет ли это слишком поздно?

— Терпение, прежде всего — терпение, Василь. Наша с тобой обязанность не озлобляться, не предавать анафеме тех, кто стоит сейчас в стороне от борьбы, а разъяснять свою линию, завоевывать массы на свою сторону.

Заграва ничего не ответил. Сплюнул со зла, знобко повел плечами. Но было видно: Артемовы слова не пошатнули его убеждений.

Долго сидели молча. Смотрели на безлюдную Миколаевщину и молчали.

— Тебе надо бы отдохнуть, — заговорил наконец Артем. — Кто сейчас должен заступать на пост?

— Никто. Я просил Данилу не высылать смены. Хочу побыть один…

«Ему и впрямь лучше побыть одному. Большое горе, говорят, в одиночестве легче переносить», — подумал Артем, поднялся и медленно зашагал в глубь леса.

До поляны, где отряд расположился на вынужденный привал, от наблюдательного пункта идти недалеко. Через каких-нибудь десять минут Артем увидел нагруженные телеги, под которыми вповалку спали партизаны. Чтобы не разбудить их невзначай, он не стал укладываться рядом, а лег поодаль в тени.

Над лесом стояла сонная тишина. Казалось, все живое замерло в этот полуденный час. Даже кони и те, сморенные истомой, изнеможенно опустили головы. И если был здесь кто-то, кого не сморило тепло, так это — Артем. После бессонной, проведенной в тревогах ночи ему необходимо было отдохнуть хотя бы с часок. Ведь отряд должен был, как только вернется Одарчук, идти к Бугринскому озеру, а оттуда сразу же — в тяжелый и далекий рейд к Кодринским лесам, где стоял лагерем со своими людьми Бородач. Так что Артему непременно надо отдохнуть. Но как только он смыкал отяжелевшие веки, в висках начинало натужно стучать и, точно из тумана, выплывал Митько. Улыбающийся, с добрыми, застенчивыми глазами, в ветхом, изношенном пиджачке на худых плечах. И тут же вырастали Иван Забара, Роза…

«Сколько потерь, сколько потерь! Как дорого дался нам первый успех!.. Хотя где он, этот успех? Главный бандит ускользнул, никто из крестьян не пожелал к нам присоединиться… Кустарщина, невежество и невезенье! С первого же дня одни неудачи. Эх, не случилось бы беды с Петровичем, не пришлось бы нам сейчас хлебать горькую юшку… — И мысли его в тысячный раз возвращаются к жилищу безногого Ковтуна над Мокрым яром, где в последний раз виделся с Петровичем. — Сегодня же непременно направлю в Киев нового гонца. Должны же мы наконец точно узнать, что там произошло. Но кого послать? Варивона? Заграву? Или, может, Клаву?..»

— Так, значит, у Митька никого не осталось? — внезапно долетает от телег приглушенный голос.

— Говорили же тебе: его родителей каратели постреляли на наших глазах.

И опять:

— Так, значит, его и вспоминать некому будет?

— Может, ты перестанешь чепуху городить?.. — Артем сразу узнал прокуренный, хрипловатый бас Варивона. — Кто знал Митька, тот никогда его не забудет. Не такой он был человек, чтобы его забыть…

— Каких людей губим, каких людей! — вырывается из чьей-то груди стон отчаянья.

И над поляной воцаряется гнетущая тишина. Все понимали: на партизанских дорогах не обойтись без утрат, неимоверно тяжких утрат, однако сердцем никто не мог согласиться, что Митько Стасюк ушел от них навсегда.

— По-глупому все-таки потеряли хлопца, — как бритвой, рассек тишину нервный, визгливый голос — Если бы не комиссар… Он ведь ткнул Митька чертям в зубы!

Кто-то возражает:

— А кто знал, что такое стрясется?

— Надо было знать! Кому много дано, с того много и спроса. Что это, к черту, за командир, который разбрасывается своими бойцами, точно шелухой от семечек! Я бы такого командира… Батько Калашник ни за что бы не сунул Митька в капкан!

— Не очень носись со своим горластым батьком. Еще посмотрим, на какую стежку он хлопцев подбил. Знаешь, что в армии за такие штучки делают?

— Про армию давай лучше забудем: в лесу свои законы. А об Одарчуке не тебе судить! Пока вы по хуторам пирожки уминали, мы с Одарчуком не одному гитлеровцу бока пощупали. И, как видишь, без единой царапины. А нынешний наш вожак смаленого волка в глаза не видел, а Митька угробить успел…

— Ох ты и умник! Хотел бы я поглядеть, как бы ты поступил на месте комиссара.

— А что, таким лопоухим бы не был! Меня какой-нибудь смердючий полицай в дураках бы не оставил. И вообще я не стал бы слоняться по глухим закуткам, а искал бы встречи с гитлеровцами. А этот только и знает, что по лесу да по лесу. Ну, пусть бы уж сам слонялся в чащобах, так ведь и другим руки вяжет!

По голосу Артем не мог узнать говорившего, да это, в сущности, его мало интересовало. Главное, он убедился: им недовольны. Этот визгливый говорун вряд ли решился бы высказывать только свои личные мысли, в отряде у него, несомненно, были единомышленники. Артем догадывался, кто они.

— И вообще, кто он такой, этот Таран? Кто назначил его нашим командиром? — не унимался все тот же голос — Молчите? Так я скажу: самозванец он. Нам нужно выбрать себе достойного вожака. И немедленно!

— Правильно! — поддержал визгливого еще один голос.