Белый шаман

– Ну, ну, успокойся, отец твой может одолеть любого зверя, одолеет и Рырку, хотя этот Рырка – настоящий келючи. Но твой отец выходил и на келючи и остался жив, а келючи сожрали звери и расклевали птицы. Я вижу, ты меня понимаешь, ты успокоилась. Вот и мне стало спокойнее. Как хорошо мне видеть тебя, слышать твой запах! Ты будешь здоровой и красивой, как твой отец. Нам бы только дождаться его возвращения. Он такой сильный и ловкий. О нём говорят, что он человек, которому не может помешать ни один, даже самый злой дух страха. Ты появилась в этом мире потому, что я убежала с ним, не послушав ни мать, ни отца. Мы блуждали по тундре из стойбища в стойбище, холод и голод бежали за нами и кусали, как собаки. Мы вернулись на берег, и, кажется, мать с отцом нам все простили. И я не знала, какую принести жертву духам за их благосклонность ко мне, за благосклонность к человеку, которого я люблю больше жизни. Я бы принесла в жертву духам даже собственную жизнь, но тогда умер бы и Пойгин. Я думала, что духи будут к нам благосклонны ещё долго-долго, но случилось по-другому. Нас изгнали из родного стойбища, потому что был осквернён наш очаг. Так сказали старики. Так в каждой яранге говорил Ятчоль. Ему очень хотелось изгнать Пойгина. Он думал, что Пойгину станет жалко ярангу и всё, что было в ней. И тогда люди перестанут верить, что он белый шаман. Но Ятчоль и на этот раз оказался с пустым капканом. Твой отец не пожалел ничего. Даже карабина совсем нового не пожалел, только бы не ждали люди со страхом нашествия рассвирепевших духов.

Кайти умолкла, наблюдая, как жадно сосёт её грудь маленькая Кэргына. Вскинув напряжённо голову, Кайти вслушалась с чуткостью нерпы в чьи-то отдалённые шаги за ярангой и, убедившись, что это не Пойгин, горестно вздохнула.

– Нет, это не он. Так вот, послушай, что было дальше. Мы разобрали ярангу и унесли её в море, а заодно и всё, что было в ней. Даже свой мешочек с иголками и нитками, полный оленьих камусов, я оставила в море, во льдах. Посмотрела бы ты, какой там был напёрсток, подарок моей бабушки. Это диво просто что за напёрсток! Когда я шила при огне светильника, он мерцал, будто глаз лисицы. Мне так было жалко напёрстка, но я не вынула его из мешочка, полного камусов и ниток из оленьих жил. Я могла бы вынуть и припрятать напёрсток, и Пойгин вряд ли меня упрекнул бы. Но я хотела быть достойной женой белому шаману. Море приняло наш очаг. Море приняло и мой чудесный напёрсток. Море всегда благосклонно к Пойгину. И свет Элькэп-енэр благосклонен к нему. И лучи солнца тоже. Потому, наверное, я и осталась жива. Может, потому и сегодня ночью пули пролетели мимо нас…

Кайти невольно остановила взгляд на едва приметных дырочках в пологе, возникших после ночных выстрелов.

– Хорошо, что ты ещё ничего не понимаешь и страх не терзает тебя. Но мне страшно, очень страшно. Однако вот креплюсь. Я не хочу, чтобы страх пережёг молоко в моей груди. Я вижу, тебе достаточно молока, и ты улыбаешься.

Кэргына и в самом деле, не выпуская грудь матери, причмокивала, даже как-то смешно, будто лисёнок, урчала и улыбалась – она была довольна.

– Мы остались живы с тобой, Кэргына, да, живы, а могли бы и умереть, – продолжала вслух свои думы Кайти, раскачиваясь вместе с ребёнком. – Мне страшно подумать, что ты умерла бы во мне с моим последним вздохом. Теперь ты урчишь, как лисёнок. Ты довольна. Значит, у меня есть, есть молоко. Я успокоилась. Недоброе предчувствие покинуло меня. Скоро вернётся твой отец. Я напою его чаем, и мы будем смотреть на тебя и угадывать, на кого ты похожа.

Возле яранги послышались чьи-то шаги. Кайти замерла, чувствуя, как мчится загнанным оленем её сердце. Человек не уходил от яранги. Ступает осторожно. Вот он у задней стенки полога. Сделал ещё несколько шагов. Опять вернулся. Теперь он подошёл к самому входу. Кайти хотелось крикнуть: «Кто там?!» Но она лишь крепче прижала Кэргыну к груди и отодвинулась в угол полога. Вдруг поднялся чоургын, и показалась голова Ятчоля. В первое мгновение Кайти даже обрадовалась. Ятчоль заметил это, забрался в полог.

– Ходил вокруг яранги, смотрел на дыры от пуль. Вот и здесь я вижу дыры. Как низко прошли пули. Значит, стрелявший не только пугал… Он хотел вас убить…

Кайти ничего не ответила. Теперь, когда страх прошёл, она поняла, что ей меньше всего хотелось бы видеть Ятчоля.

– Я буду пить чай, – бесцеремонно сказал Ятчоль.

– Наливай. Чайник ещё не остыл.

Ятчоль пил чай и рассматривал Кайти тоскливым взглядом.

– Мне иногда кажется, что ты стала моей второй женой, – грустно улыбаясь, сказал он.

Кайти медленно подняла на Ятчоля изумлённые глаза:

– Ты лучше бы сказал об этом своей жене.

– Я сказал.

– Ну, и что было потом?

– Она схватила кроильную доску и расколола о мою голову.

– Жаль, конечно, кроильную лоску, но Мэмэль сделала правильно.

– Я знаю, ты любишь Пойгина, не меня. И этим тоже Пойгин меня уязвил… Всё мог бы ему простить, только не это. Оттого даже во сне вижу, что ты оказалась вдовой… И не только вдовой… но и моей второй женой…