Белый шаман

Кайти оделась, вышла из полога, чтобы вскипятить на примусе чайник. Шумел примус, а Пойгин всё смотрел и смотрел на огонь светильника и видел, как расплывалось красное пятно на снегу, слышал, как порой стонал и скрипел зубами раненый русский. Кайти подала в полог вскипевший чайник. А Мэмэль, уложив на шкуры ребёнка, достала из деревянного ящичка чайную посуду.

– Где Рырка? – тихо спросила она.

Пойгин, казалось, не услышал вопроса. Он всё так же смотрел на огонь светильника, и по лицу его пробегали тени страдания. Наконец он сказал, ни к кому не обращаясь:

– Я не виноват, что росомахи заставляют меня убивать их…

Кайти забралась в полог, разлила чай. Первую чашку поднесла мужу. Тот не замечал, что жена ждёт, когда он примет чашку.

– Согрейся чаем. Потом будем есть, – тихо промолвила Кайти.

Пойгин с трудом понял, что ему говорят. Приняв чашку, он отхлебнул глоток и сказал:

– Рырка ранил русского. Я привёз его в больницу…

– Где Рырка? – робко спросила Кайти.

– Рырка? Я не виноват. Сама росомаха заставила разрядить в неё карабин… Я пойду в больницу. Хочу знать, жив ли русский…

4

Хозяевами огромного стада Рырки стали его батраки. Мог ли кто-нибудь подумать, что это было бы возможно, всего лишь несколько лет назад? Самая старая жена Рырки умерла, когда Пойгин ещё жил в тундре. Молодые жёны, почувствовав освобождение после смерти Рырки, разбежались кто к родителям, кто к родственникам в другие стойбища, даже не помышляя о богатом наследстве: были они, в сущности, подневольными свирепого гаймичилина, хозяина оленей. Других наследников у Рырки не оказалось. В тундру, в стойбище Майна-Воопки, приехал инструктор райисполкома Тагро и сказал: «Я спешу к пастухам Рырки с очень важной вестью. Они становятся хозяевами стада Рырки. Олени будут общими, собственностью тех, кто принимал их в пору отёла, растил, пас, берёг от волков. Пусть живут пастухи Рырки одной общей семьёй. Так начнётся артель, в которой разрешено быть каждому из вас. Важно ваше желание – таково слово тех, кто избран в райсовет за достойный рассудок и честность. Это слово не просто выпущено на ветер, оно обозначено знаками на бумаге, навсегда сохраняющей суть сказанного. И было бы хорошо, если бы эта весть пошла из стойбища в стойбище. Пусть люди знают о невиданном и неслыханном. А я немедленно выезжаю к пастухам Рырки».

И запрягли чавчыват стойбища Майна-Воопки самых быстроногих оленей. Свистели в их руках тинэ, храпели олени, летел снег из-под копыт. Выбегали навстречу наездникам взволнованные люди других стойбищ, понимая, что олени загнаны не случайно, спрашивали: не злые ли вести пригнали их таким сильным ветром? И гонцы отвечали: «Слушайте, слушайте, люди, вести о невиданном и неслыханном! И сами думайте, злые они или добры. Кажется, всё-таки добрые. Может быть, даже очень добрые. Наступают перемены». И думали, думали, думали чавчыват – верно ли, что это добрые вести"? Возможно ли многим людям, не состоящим в кровном родстве, жить одной дружной семьёй? Ведь бывает, что даже в маленькой семье муж с женой, отец с сыном, брат с братом так переругаются, что страшно становится. И просили люди: пусть и к нам приедет Тагро.

Мчался Тагро из стойбища в стойбище, объяснял, в чём смысл наступающих перемен, в чём смысл таинственного слова «артель». Для чавчыват постепенно становилось понятно, что вся тундра и всё побережье от Певека до Рыркапия поделены на части; что Тынуп и вся тундра, которую стали называть Тынупской, образуют собой один сельсовет. Все чукчи Тынупского сельсовета – и береговые и оленные – теперь могут образовать собой одну семью, в которой, как и полагается семье, не должно быть неравных. Неслыханное и невиданное! Каждый в отдельности не должен распоряжаться по своему усмотрению общими оленями. Чтобы убить сколько-то оленей, продать сколько-то мяса и шкур, чтобы распределить пастбища – необходимо согласие всех. Разве это не разумно? Пусть будут споры, но мудрость всегда возьмёт верх. А главное, не будет в этой семье безоленных людишек, будут у каждого и мясо, и шкуры на одежду – только не ленись! И для анкалит, особенно для тех из них, кто вечно был голодным, обиженным, для них тоже найдётся место в этой семье. Разве не нужны пастухам тюлений жир, шкуры нерп, лахтаков, моржей? Нужны, конечно, и чем больше, тем лучше. Береговые чукчи дают в тундру то, что они добывают в море, а чавчыват дают им оленье мясо, оленьи шкуры. Разве это не разумно? Невиданное и неслыханное! Даже Элькэп-енэр, которая существует со времён первого творения, и та не видела ничего подобного.