Белый шаман

Журавлёв чувствовал, что наступает тот миг, когда сама судьба посылает ему схватку с настоящим шаманом, с настоящим врагом. Но как начать эту схватку?

– Ты украл оленей у Рырки! – уже громко повторил Вапыскат. – Железный Ивмэнтун пометил их невидимым тавром. Вам, кто приходит сюда слушать его голос, он помутит рассудок. Быть страшной беде! Я сказал всё!

Расталкивая людей, чёрный шаман вышел из Красной яранги. За ним поднялось несколько стариков. Поднялся и Кукэну, уже несколько дней гостивший в Красной яранге, сказал со злой усмешкой:

– Одна ноздря у Вапыската… по-моему, правая… громко свистит, когда он пьёт чай. Идите, кто хочет, и слушайте, как свистит его ноздря. А я хочу послушать железный ящик.

Чавчыват рассмеялись. Кое-кто из стариков опять вернулся в Красную ярангу.

А Журавлёв ненавидел себя: он прозевал схватку с шаманом, он оказался совсем не таким, каким видел себя в мечтах.

– Эх, Тагро, опростоволосились мы с тобой, – с горечью сказал он. – Шаман чёрт знает что наговорил, а мы как в рот воды набрали.

– Ещё успеем поспорить с ним, – попытался Тагро успокоить друга.

Журавлёв встал, показал на Выльпу, громко воскликнул:

– Чёрный шаман оскорбил честного человека. Я попросил бы кого-нибудь из вас догнать его и сказать ему, что Кэтчанро и Тагро приглашают его на спор.

– Я, я верну его! – с готовностью согласился Ку-кэну.

Но старик вскоре вернулся ни с чем.

– Уехал шаман. Только снежная пыль несётся ему вослед. Удирает от железного Ивмэнтуна. – Кукэну ласково погладил поющий ящик. – Я не боюсь этой коробки, особенно когда она поёт женским голосом. – С таинственным видом, чуть прикрыв рукой рот, он добавил: – Даже о своей старухе Екки тогда забываю. Не передайте ей мои слова. Иначе сдерёт с моей головы кожу. Волосы, как видите, давно уже повыдирала.

Смеялись люди, и снова звучал патефон, а потом и Кэтчанро и Тагро говорили о том, что наступают великие перемены и этому не помешает никакой шаман. И были они по своему возбуждению сами похожи на шаманов, только не на чёрных, а на белых, потому что говорения их звучали вполне внятно. О, это и в самом деле не простые слова, это неслыханные говорения; и до чего же здесь стало бы глухо и тоскливо, если бы Кэтчанро и Тагро вдруг собрали свою палатку и уехали. Однако именно к этому попытался кто-то их принудить.

Вышли однажды утром из Красной яранги Кэтчанро и Тагро и увидели, что над её входом висят на нитке из оленьих жил череп какого-то зверька и две гильзы от винчестеровских патронов, в которые были всунуты когти зверя. Журавлёв присвистнул, разглядывая всё это, и сказал:

– Похоже, что нам послали чёрную метку… Есть такая книга о пиратах. Нам явно угрожают.

Тагро вытащил коготь из гильзы, понюхал её.

– Да, это предупреждение, – согласился он, вглядываясь в следы возле палатки. – Нам посылают вызов.

И заспешило сердце у Журавлёва: вот и начинается жизнь боевая! Сорвав с головы малахай, он хотел подкинуть его по-мальчишески, но вовремя остепенил себя: всё это не так и весело, да и Тагро может счесть, что друг его оказался легкомысленным человеком.

Журавлёв нахлобучил малахай, лихо пристукнул себя по макушке.

– Держись, Тагро, не дрейфь! Мы сумеем достойно ответить куркулям!

Гости Красной яранги долго разглядывали череп евражки и гильзы с когтями волка, хмурились, сокрушённо качали головами.

– Это значит, что вам предложено отсюда уйти, – угрюмо сказал Выльпа. Вскинул на Кэтчанро запавшие воспалённые глаза, перевёл взгляд на Тагро, тихо спросил: – Уйдёте?

– Ни за что! – клятвенно воскликнул Кэтчанро.

– Ни за что! – в тон ему повторил Тагро. Выльпа облегчённо вздохнул.

Через несколько суток, в лунную ночь, кто-то несколько раз выстрелил по палатке. Журавлёв зажёг свечу. Заметались по настывшему пологу тени: Журавлёв и Тагро быстро оделись. У них не было никакого оружия, и они плохо себе представляли, что им делать. Бежать из палатки в чью-нибудь ярангу? Или не выходить вовсе? Раздалось ещё несколько выстрелов. И Журавлёв принял самое невероятное решение.

– Если нас хотят убить… то убьют и в палатке. Если решили попугать, то не убьют, даже если мы выйдем наружу. Мы выйдем!

Губы его немножко подрагивали, а глаза светились отчаянной решимостью.

– Пусть найдёт суеверный страх… на того, кто стреляет. А если и погибать, так с музыкой.

И Тагро заразился отчаянной решимостью Журавлёва. Они вышли под лунный свет, и крикнул Тагро;

– Эй, кто там стреляет! Если ты хоть ранишь нас… завтра придёт возмездие.

– Придёт возмездие! – повторил и Журавлёв, потрясая над головой кулаками.

Они стояли на виду всего подлунного мира, эти два парня, русский и чукча, широко расставив ноги. Длинные синие тени далеко пролегли за их спинами по снегу, мерцающему зелёными искрами. И тот, кто смотрел на них – скорее всего из-за камней ближайшей горы, – мог легко поразить каждого выстрелом. Но пока в них не стреляли. Вот если бы побежали они в паническом страхе, тогда, возможно, и не утерпела бы рука затаившегося, нажала бы гашетку винчестера: так собака не может не укусить того, кто бежит от неё прочь.