– Вот этого и нельзя допустить. Мало ли что они могут сказать при их нынешнем политическом кругозоре… По мне, уж лучше остановиться на Ятчоле.
– На Ятчоле?!
– Да, именно на Ятчоле. Он как-то уже пообтёрся, кое в чём поднаторел… С ним можно о чём-то уже говорить, его можно убедить… А Пойгин дремуч, как белый медведь.
Степан Степанович слегка отстранился от гостя, как бы почувствовав необходимость разглядеть его издали:
– Нет, Игорь Семёнович, уж кто не пройдёт, так это Ятчоль. У меня, понимаешь ли, тоже партийный билет в кармане. Да я запрягу собак и через три дня буду у секретаря райкома. Не говоря уж о Медведеве! Он тебе такое устроит, что ты со своим Ятчолем взвоешь…
Величко плеснул спирту в кружку, выпил один и снова принялся вяло жевать мясо. Напоминание о секретаре райкома было для него не из самых приятных: этот человек не слишком высоко ценил его. «Пора покидать эту проклятую Арктику, – с тоскою думал Величко, – надо к солнышку пробиваться, поскорее к солнышку. Озябла душа. Всё чаще и чаще отогреваешь её спиртом. А это… это конец. Это гибель». Величко с трудом остепенил себя, чтобы не глотнуть ещё спирту. Устало зевнув, попросил с видом страдальческим и даже беспомощным:
– Разреши, Степан Степанович, уснуть с дороги. Пока одолевал эти бесконечные ледяные километры… кажется, всё внутри превратилось в вечную мерзлоту.
– Ну, ну, поспи. Я пойду в факторию.
Поспав несколько часов, Величко побрился и долго сидел неподвижно, раздумывая, какую позицию ему занимать. В районе ему было сказано вполне определённо: никакого диктата при выборе колхозного вожака. Если единого мнения нет – умело направить ход событий, чтобы не произошло ошибки. Конечно, в райсовете, в райкоме партии, где знали людей на местах, шёл разговор и о Пойгине. Кое-кого очень смущало то, что его считают шаманом.
Величко тихо рассмеялся, внимательно разглядывая в зеркало кое-как побритое лицо. «Ничего себе… шамана в колхозные вожаки. Ну и артисты. Нет уж, я с ума ещё не сошёл».
Одевшись, Величко направился в факторию с решительным видом. Она была битком набита народом. Поставив два фанерных ящика один на другой, Чугунов почти во весь рост возвышался над прилавком.
– Да тише вы, ради бога! – призывал он, протянув руки, будто дирижёр. Выпалил несколько чукотских слов, которых Величко не понял. – Кто вам сказал, что председателем будет Ятчоль? Это чушь собачья. Я знаю, кого вы хотите в председатели…
– Ты почему навязываешь людям свою волю? – строго спросил Величко. – Ты знаешь, что тебе за это скажут в районе? Трибуну-то какую себе соорудил! Ты бы ещё на прилавок с ногами взгромоздился.
Чукчи все, как один, повернулись к русскому очочу, что-то строго выговаривавшему Чугунову.
– Что, что он говорит? Он, кажется, ругает Степана. Чугунов с конфузливым видом слез с ящиков и сказал, обращаясь к чукчам:
– Вы пришли сюда торговать. Так я понимаю или не так?
– Пойгин!
– Пусть будет Пойгин!
– Мы хотим председателем Пойгина!
– Что они тут толкуют об этом Пойгине? – спросил Величко,пробиваясь к прилавку.
– Насколько я понимаю, они требуют, чтобы председателем был Пойгин.
– У вас тут фактория или клуб? Почему занимаетесь не своим делом?
Степан Степанович несколько раз помахал рукой сверху вниз, как бы осаживая Величко.
– Поубавь, поубавь, товарищ Величко, своего начальнического пылу. Я горжусь, понимаешь ли, что моя фактория – это не только шило и мыло, дробь да ситчик, да ещё каросин. У меня, товарищ Величко, миссия…
– Тоже мне миссионер.
– Ты мне этим словечком мозги не мути. У меня революционная миссия. Со мной сам секретарь крайкома…
– Слышал, слышал, ты уже передо мной не один раз хвастался…
Величко достал пачку «Беломора», широко улыбаясь, протянул её чукчам.
– Закуривайте, друзья!
Десятки рук потянулись к пачке, через несколько минут она была уже пуста.
– Пойгин есть? – громко спросил Величко. И повторил по-чукотски: – Пойгин варкин?
Чукчи зашумели, показывая в сторону моря.
– Пойгин на охоте, – пояснил Чугунов. – Этот мужик не из лежебок. Я не знаю, когда он и спит.
– Ятчоль варкин? – так же громко спросил Величко.
И люди, как-то вдруг странно умолкли, если и переговаривались, то вполголоса, поглядывая на русского очоча настороженно, а кое-кто даже с явным отчуждением.
– Этот спит, – пренебрежительно сказал Степан Степанович. – Этот, поди, уже и бражки налакался.
Величко облокотился о прилавок, внимательно оглядел чукчей из-под полуопущенных век, как бы прикидывая, с какой стороны к ним подступиться, тихо сказал:
– Ну-ну, это мы всё проверим и учтём. Пьяниц в руководстве, разумеется, не потерпим.
Сказал и подумал: «Что я о них знаю? Не лучше ли дождаться Медведева? Скорей бы он приехал. К тому же и секретарь райкома с ним душа в душу… Ну а если им нужен Пойгин… пусть будет Пойгин, какое мне до этого дело?»