Белый шаман

– Пойгин! – негромко, однако вкладывая в голос всю силу своей непреклонности, опять произнёс Акко. И сразу же наперебой прозвучало несколько голосов: «Пойгин! Пойгин! Пойгин!»

– Это уже похоже на обструкцию, – сказал Величко и улыбнулся Медведевой. – Странно звучит это словечко в данной ситуации, не правда ли? Я, конечно, пошутил насчёт обструкции, просто невежество. Вы хотя бы научили их тут правильно вести себя на собрании. Уже сколько лет культбазе, но даже председатель сельсовета не знает элементарных вещей.

– Зато он, кажется, знает, чего хочет… Величко сделал долгую паузу, овладевая собой.

– Итак, постарайтесь, Надежда Сергеевна, перевести им дословно следующее. Товарищи, мы сегодня собрались по очень важному делу. Мы должны подумать, кого следует избрать председателем артели. Пусть это пока не будет выборами. Сначала как следует по-человечески посоветуемся…

– Вот это уже другое дело, – с облегчением промолвила Медведева и перевела на чукотский слова Величко.

Чукчи зашумели, закивали головами, и опять прозвучало несколько голосов в разных местах зала: «Пойгин! Пойгин!»

– Я пока не буду вникать, по какому поводу произносится имя Пойгин. Но скажу вполне категорически. Если кому-нибудь кажется, что председателем можно и нужно выбрать Пойгина, то тут налицо явное заблуждение. На этом посту должен быть человек кристальной честности, ничем не запятнанный, с ясным умом, преданный нашему общему делу… Однако, насколько мне известно, Пойгин даже сам себя называет шаманом… Поймите же, это нелепо – ставить шамана во главе артели. Это не лезет ни в какие ворота. Переводите, Надежда Сергеевна.

Медведева осторожно положила карандаш на раскрытую тетрадь, тихо сказала:

– Я не могу, Игорь Семёнович.

– Не можете? Почему?

– Во-первых, вы просили переводить дословно. Ну как я переведу, допустим, такую фразу: не лезет ни в какие ворота. Чукчи понятия не имеют, что такое ворота…

Величко заставил себя рассмеяться. – Ну уж тут вы могли бы найти смысловой перевод, что-нибудь доступное их пониманию…

– А во-вторых, – уже настойчивее сказала Медведева, – я не могу произносить слова, которые могут очень обидно прозвучать в адрес Пойгина. Как раз именно он и является человеком кристальной честности. Если вы позволите хотя бы чуть-чуть публично усомниться в этом – будет оскорблён не только Пойгин…

Величко не мог скрыть, что он на какое-то мгновение растерялся.

– Конечно, конечно же, Надежда Сергеевна, ничего оскорбительного здесь прозвучать не должно. Однако чёткость нашей позиции, точность политической линии – это они должны понять. Мы не имеем права поступать иначе…

– Я не знаю, чем вам помочь, – напряжённо улыбаясь, призналась Надежда Сергеевна. – Видите ли, я тоже за чёткость политической линии… Но это здесь невозможно объяснить словами, это нужно проводить точными действиями, с пониманием людских душ… Надо каждого из этих людей знать как самого себя, только тогда можно найти верный ход.

Величко нервически поморщился и, заметив на себе насмешливый взгляд Чугунова, рассердился.

– Верный ход, – иронически повторил он слова Медведевой. – Тот ход, который здесь мне подсказывается, с вашим прекрасным знанием людей мне кажется настолько неверным, что…

Величко не успел докончить фразу: со своего места вскочил Ятчоль и громко воскликнул:

– Пойгин очень шаман! Пойгин очень плёко!

Чукчи зашумели, догадываясь, что Ятчоль порочит Пойгина. Величко поднял руку, призывая к тишине, попросил Медведеву:

– Спросите у них, кто ещё думает так же, как Ятчоль?

Надежда Сергеевна встала, сказала по-чукотски:

– Ятчоль говорит, что Пойгин шаман, что Пойгин плохой человек. Кто ещё так думает, как Ятчоль? Встаньте и скажите.

Никто не встал и не проронил ни слова.

– Они поняли ваш вопрос? – теряя терпение, спросил Величко.

– Да, да, поняли.

– Пойгин шаман! – снова воскликнул Ятчоль.

– Да сядь ты! – вдруг взревел Чугунов. – Или ты, спекулянтская твоя душонка, может, сам метишь в председатели артели?

– Это ещё что такое?! – очень тихо, однако негодующе спросил Величко. – Вы как себя ведёте?

Досадливо крякнув, Степан Степанович сел на скамейку, безнадёжно махнул рукой. Долго длилось неловкое молчание.

– Верно ли, что Ятчоль баловал спекуляцией? – наклоняясь к Медведевой, спросил Величко.

– Степан Степанович знает, о чём говорит.

– Так ли уж знает? Мне всё больше кажется, что на Ятчоля вы смотрите однобоко и предвзято. Ну, возможно, были у него грешки, однако люди не ангелы. Надо реально смотреть на вещи и опираться на то, что есть…

Надежда Сергеевна почти испуганно посмотрела на Величко.

– Неужели вы полагаете, что председателем артели может быть этот человек?

– Почему бы и нет. Во-первых, хоть немного, однако смыслит по-русски, говорят, имеет кое-какое представление о грамоте… Ну хоть расписаться может. И потом я вижу, чувствую, что он готов в лепёшку разбиться, только бы… – Величко запнулся, подыскивая слово.

– Угодить, – горько улыбаясь, подсказала Медведева.

– Ну хотя бы и так. Фактор в этих дьявольских условиях немаловажный. Послушание перейдёт в осознанную необходимость порядка, дисциплины.