И ещё раз все охотники и чавчыват, кроме Ятчоля, подняли руки за Пойгина. Старик Акко был председателем собрания. Долго он смотрел, как маячили руки, чувствуя в душе восторг суеверного человека, для которого соблюдение ритуала – превыше всего. Наконец он глубоко передохнул и сказал торжественно:
– Высоко были подняты руки, кроме одного из нас. Теперь, как я понимаю, всё совершилось по законам нового для нас обычая. Иди сюда, Пойгин, ты председатель.. Мы готовы слушать тебя.
Пойгин медленно, как бы всем своим существом прислушиваясь к каждому собственному шагу, подошёл к столу, в напряжённой тишине раскурил трубку, протянул её Акко и только после этого тихо сказал:
– У нас мало байдар. Лето ещё не скоро, но нам уже надо думать, на чём уходить в море. Начнём завтра же делать каркасы для байдар. Чем дальше уходят охотники в море, тем благосклонней к ним Моржовая матерь. Да будет нам всем в охоте удача.
Такой была программная речь председателя артели, и Медведев почему-то не смог удержаться, чтобы не перевести её дословно для Величко. Тот иронично усмехнулся и сказал:
– Далеко же вы пойдёте с вашей Моржовой матерью. Комедия, которая может повернуться трагедией. Я покидаю собрание и снимаю с себя всякую ответственность.
Величко встал и демонстративно ушёл. Пойгин проводил его взглядом, в котором были печаль и недоумение, неуверенно присел на стул рядом с Медведевым.
Заместителем Пойгина от чавчыват выбрали Майна-Воопку. Выльпа остался одним из бригадиров.
Старик Кукэну, проявляя необычайную прыть, пробрался к столу, протянул трубку Пойгину.
– На, затянись. И помни, что я первый дал тебе свою трубку как очень большому очочу.
Пойгин глубоко затянулся и ответил:
– Я не был очочем и не буду. Я белый шаман. Кукэну почесал лысину мизинцем.
– Зря ты отказываешься быть очочем. Я бы ни за что не отказался. Ну ничего, я Выльпу научу быть очочем. Засвистит у Вапыската правая ноздря, а Выльпа притопнет ногой и громким голосом скажет: смени ноздрю, пора посвистеть и левой, правая надоела!..
Сладко щурясь от глубокой затяжки из трубки, Кукэну с удовольствием слушал, как хохочут люди, и, когда наконец все поутихли, прошёл на своё место, улыбаясь самому себе со счастливой застенчивостью.
Своенравна река памяти, то плавно течёт, то вдруг забурлит, словно одолевая каменистые пороги. Сколько лет прошло с тех пор, когда избрали Пойгина председателем, а вот помнятся ему руки, воздетые кверху. Маячат в памяти руки настолько отчётливо, что их, кажется, и теперь можно сосчитать. А потом вспомнилась и ночь бессонная. Ворочается Пойгин на иниргин, вздыхает.
– Ты почему не спишь, Кайти?
– О тебе думаю. Кто ты теперь? Непривычны для меня слова… артель, председатель.
– Привыкнем.
– Не привлекут ли эти слова к тебе злых духов?
– Не думай о них.
– Тебя уже называли – председатель. Это как понимать? Ты всё-таки очоч, что ли?
– Я не хочу быть очочем. Я не хочу устрашать людей.
– А если тебя не станут слушаться?
– Надо, чтоб слушались.
– В Тынупе есть и лентяи. И тебе придётся с ними говорить громким голосом.
– Да, наверное, придётся. – Пойгин прокашлялся, будто собирался опробовать голос. – Завтра возьму бубен и пойду на берег. Пусть гром бубна дойдёт подо льдами до слуха Моржовой матери. Я очень надеюсь на её благосклонность…
– И я, я тоже надеюсь, – шепчет Кайти, и ладошка её прикасается к телу Пойгина, как раз против сердца.
Тепло рядом с Кайти. Тепло и – покойно. Если она рядом – всё будет хорошо. Пойгин вздыхает полной грудью и улыбается. Кайти не видит его улыбки в темноте полога, но чувствует её. Блуждает Кайти пальцами по лицу Пойгина, прикасается к его губам. Трепетны пальцы у Кайти и настолько ласковы, что, кажется, они способны прикоснуться даже к душе.
– Мне приснилось прошлой ночью, что мы из яранги перешли в дом, – тихо и почему-то очень робко признаётся Кайти.
– Я не хочу в дом. Пусть Ятчоль живёт в доме…
– Мэмэль злит меня, хвастается, что первой перейдёт в дом. И такая, говорит, будет у неё чистота, что я ослепну, когда переступлю черту входа в её новый очаг. Я тоже хочу в дом… Ещё посмотрим, кто ослепнет – Мэмэль или я…
– Ты в доме о дерево поотбиваешь бёдра. Вот здесь и здесь больно будет…