Чукчи переговаривались всё громче, и Надежда Сергеевна различала в гомоне голосов злые шутки в адрес Ятчоля. А тот сидел спиной к насмешникам красный, потный, поглядывая на очоча преданными глазами, словно улавливал ход его мыслей.
– Вы знаете, что по этому поводу говорит Артём Петрович? – спросила Медведева, чутко прислушиваясь к говору чукчей в зале. – Он говорит… нам не нужны марионетки, нам нужны равные среди равных…
– Я понимаю, почему вам так приятно цитировать мужа.
– Не тратьте ваши усилия, чтобы так едко выразить иронию, нам не до этого. Вот вы говорили о чёткой политической линии. Ятчоль, очутись он председателем артели, великолепно проявил бы лично вам… и любому другому из нас, кто это принял бы… свою угодливость. При верхоглядстве это можно было бы принять и за дисциплину, и за понимание главной линии. Ну а уж дела артели он так испохабил бы, что вы себе и представить не можете. Хамством своим испохабил бы, корыстью. А ещё тем, что не любят его люди, не ценят как охотника, как человека, не могут забыть, как он грабил их когда-то…
– Вот это… это, если будет доказано… меня больше всего беспокоит, – вяло ответил Величко, чувствуя, как у него начал пропадать бойцовский азарт. – Чёрт его знает, куда и вести эту беседу дальше. Чукчи, наверное, уже посмеиваются над нами. Понимаете, я даже боюсь спрашивать их мнение. А вдруг закричат все вместе – Пойгин…
– Может случиться и такое, – не скрывая торжествующей улыбки, сказала Надежда Сергеевна.
– Чему вы радуетесь?
– Тому, что есть тут достойный для большого дела человек.
Величко хотел было сказать что-то откровенно резкое, но в своём углу поднялся Пойгин, продул выкуренную трубку,степенно подвесил её к поясу.
– Послушайте меня, – тихо сказал он. – Да, я чувствую в новом порядке, который называется артель… справедливость. Я поверил в это. Я знаю… главным в артели должен быть самый лучший охотник, самый бесстрашный мужчина, самый справедливый человек. Давайте думать, кто из нас такой.
Надежда Сергеевна приложила ладони к похолодевшим от волнения щекам, быстро, вполголоса перевела слова Пойгина, наклонившись к Величко. С каким удовольствием она это делала, как бы всем своим видом говоря: вот, вот тебе, послушай, попробуй теперь сказать что-нибудь плохое об этом человеке.
Пойгин помолчал, чему-то печально улыбаясь.
– Вот только что Ятчоль сказал очочу, что я шаман. Да, пусть знает очоч, я действительно шаман. Однако белый шаман. И ещё скажу ему, что я не хочу быть тем, кого именуют пред-се-да-те-лем, хотя вы и называете моё имя. Я лучше буду помогать новым порядкам, которые называются артель, как белый шаман. Я буду призывать море не поднимать высоко волну, когда в него выйдут байдары артели. Я буду приносить жертвоприношения морю от имени артели. Я буду просить Моржовую матерь проявлять благосклонность к людям артели. Я буду делать байдары для артели. Вы знаете, какие я умею делать байдары.
И ответили многоголосо люди:
– Да, знаем.
– Это диво просто, какие ты делаешь байдары!
– Плывут, как рыбы, летят, как птицы, твои байдары!
Пойгин благодарно закивал головой.
– Спасибо вам, люди. Как видите, у меня будет много забот. А председателем достоин быть каждый из вас, кроме Ятчоля.
И опять отозвались люди.
– Нет! Ятчоль не может!
– Не хотим Ятчоля!
– Ятчоль – скверный охотник! – Ятчоль – трус и болтун!
Величко нетерпеливо поглядывал на Медведеву, дескать, что же вы молчите.
А Надежда Сергеевна медлила с переводом на русский язык второй половины речи Пойгина. Ну что, что она скажет Величко? Что Пойгин всё-таки называет себя пусть белым, но шаманом? Что он обещает артели благосклонность Моржовой матери? Легко себе представить, как на это отзовётся Величко. И всё-таки именно Пойгин мог бы стать настоящим председателем. Это вожак. Это человек, который в новых порядках видит надежду на высшую справедливость. Что ж, она скажет не больше того, что надо знать Величко.
– Пойгин говорит, что он считает достойным стать председателем здесь каждого, кроме Ятчоля.
– Выходит, что и сам не прочь…
– Вот тут вы и ошиблись! – опять не скрывая своего торжества, возразила Медведева. – Пойгин так и сказал… я не хочу быть тем, кого именуют председателем. Он говорит, что желает людям добра, готов делать байдары для будущей артели. Он прославленный мастер по байдарам. Это я уже добавляю от себя…
– Понятно. Набивает себе цену. В хитрости ему не откажешь…
Медведева поправила платок на плечах и замерла в глубоком отчуждении.
– Ну что ж, будем считать, что если не собрание, то общая беседа состоялась, – стараясь казаться не так уж и расстроенным, сказал Величко. – Пожалуй, завтра надо поговорить с каждым из них индивидуально. Если не откажутся от Пойгина… придётся искать кого-то на стороне. Другого выхода не вижу.
Величко уже хотел было объявить, что всем можно расходиться, как вдруг поднялся председатель сельсовета Акко и показал пальцем в сторону Пойгина.