Но вот в сознании Величко всплыла совсем другая мысль, которую он уже не один раз прогонял: нельзя опускать руки, пора показывать свой характер. Да, это рискованно, очень рискованно, однако есть немало шансов доказать, что он кое-что значит, он всё-таки личность, независимая личность, со своими взглядами, со своей манерой гражданского поведения. Теперь уже ясно, что с первым секретарём райкома партии у него отношения не наладятся. Сергеев не скрывает своей неприязни к нему. Зато Медведев у секретаря в чести. А не просчитается ли товарищ Сергеев с его политикой, которая вряд ли чем-нибудь отличается от политики Медведева? И дело не только в злополучном Пойгине. Дело в принципе! Сергеев сейчас находится в серьёзном конфликте с работниками Дальстроя. Однако с этой организацией шутки плохи, всё-таки она ни много ни мало находится в подчинении самого Наркомата внутренних дел. А секретарь райкома как раз и обвиняет кое-кого из работников Дальстроя в том, что они, как ему кажется, не всегда проявляют должную чуткость к местному населению. Но если чуткостью именовать благоволение к таким типам, как Пойгин, – далеко можно зайти. Кто поручится, что Сергеев в своём споре не проиграет? И что скажут ему, Игорю Семёновичу Величко, если в результате его ответственной командировки председателем артели выберут шамана? После этого может такой шум подняться, что свет не мил станет. Нет, шалишь, он не пойдёт на поводу у Медведева. Тут можно, в конце концов, дать бой и самому секретарю райкома, поскольку дело касается принципов.
Облокотившись о прилавок, Величко жадно затягивался папиросой.
– Ну вот что, Степан Степанович, закрывай свою лавочку, – словно бы и шутливо, но в то же время и с вызовом сказал Величко. – Вечером, в семь часов, проведём собрание. Может, не совсем собрание, скорее беседу, потому что я не знаю, кого же всё-таки избирать председателем артели.
– Давайте дождёмся Медведева. Он тут самый авторитетный человек. Он всех и всё знает, зря не посоветует.
– А райком? Райисполком? Это тебе не авторитет? Или тут вотчина Медведева? Может, и ты в князьки метишь?
Ошеломлённый Чугунов долго молчал, усмехаясь зло и в то же время конфузливо, как бы очень стыдясь того, что увидел уполномоченного района с такой неблаговидной стороны. Наконец сказал:
– Ну-у-у, знаешь, всякое от тебя ждал, а вот про такое, понимаешь ли, и подумать не мог…
– А ты подумай, подумай. Иногда нелишне. И митинги в этом универмаге прекрати. Лучше занимайся своим непосредственным делом. Пропагандист из тебя липовый, дров наломать можешь…
– Нет, шалишь, братец! Я на самый край света для чего сюда прибыл, а? Для шила и мыла? Дудки! Я здешним людям душу свою отдаю. Я правду про нашу жизнь рассказываю! Я им веру свою…
Чугунов медленно подступался к Величко, удивительно яркий и великолепный в своём гневе и обиде, так что Величко даже заулыбался, испытывая искреннее чувство симпатии к этому человеку. Чукчи попритихли, изумлённо разглядывая русских, стараясь понять, что произошло между ними. Величко по-дружески дотронулся до плеча Степана Степановича и сказал с покровительственным добродушием:
– Ну, ну, успокойся. Да пойми, в конце концов, я же для твоей пользы. Здесь всё так дьявольски сложно. Сам не заметишь, как в беду попадёшь.
– Не боюсь я никакой беды!
– Не ерепенься. Вы тут явно поотстали, попритупили восприятие, не улавливаете остроты момента…
– Улавливаем! Всё, что нужно, улавливаем!
– Ну, ну, как знаешь. – Величко раскрыл портсигар, протянул Чугунову, терпеливо дождался, когда тот возьмёт папиросу, – Ну вот, так-то оно лучше. Береги нервы. Мы ещё с тобой вечером «пульку» сгоняем, если Надежда Сергеевна поддержит. Как она… в преферансе что-нибудь смыслит? На Севере многие бабы и это освоили…
– Она тебе не баба, а женщина… Слава богу, ничего такого не освоила. Как была, так и осталась женщиной…
Тынупцы собрались в клубе культбазы. Прежде чем занять главное место за столом президиума, Величко сказал Надежде Сергеевне тоном усталого человека, обременённого непомерной ответственностью:
– Вся надежда на вас. Разговор, видимо, будет трудным, надо донести до чукчей очень тонкие и важные вещи. А я, к сожалению, так и не освоил язык…
– Не лучше ли дождаться Артёма Петровича? – спросила Медведева, зябко кутаясь в белый пуховый платок.
Величко погасил вспыхнувшее раздражение тем, что невольно залюбовался Надеждой Сергеевной. «Бог ты мой, сколько в ней женственности. Даже сквозь пуховый платок видно, что бог, сам бог вылепил её плечи…» Вслух сказал:
– Жаль, конечно, что Артём Петрович так некстати отправился в тундру.
– Почему же некстати? У него там немало важных дел.
– Я в том смысле, что он здесь очень нужен именно в этот момент. Я мог бы и отложить собрание на день, на два, но время не ждёт. – Величко задержал взгляд на лице Надежды Сергеевны. – Кстати, у меня и с вами ещё должен состояться разговор по школьным делам. Надеюсь, вы не забыли, что я всё-таки ваше непосредственное начальство…
– Что вы, Игорь Семёнович, это я помню.