Белый шаман

Стремительно мчалась луна сквозь лёгкие облака, словно спешила повнимательнее разглядеть, что там такое случилось, в чём суть странного поединка? Зябко подрагивали в морозной небесной мгле колючие звёзды. Лаяли встревоженные собаки. Из яранг один за другим выходили мужчины с карабинами. Вышел и Кукэну, ночевавший в яранге Выльпы. Вскинув винчестер, он выстрелил и крикнул:

– Я слышу, Вапыскат, как свистит твоя правая ноздря! Я угадал тебя…

– Я тоже думаю, что это Вапыскат, – сказал Журавлёв, чувствуя, как по телу пробежала дрожь от озноба и возбуждения. – Я вытряхну из него подлую душонку!

Мужчины вскинули карабины и дружно выстрелили вверх. Задыхались от лая собаки. В ярангах плакали дети. Лучи колючих звёзд словно ломались, не выдержав мороза, на котором всё становилось таким хрупким. Луна летела сквозь белёсые облака, спеша увидеть, что происходит в одном из уголков её холодного таинственного мира, зло перекипающего зелёными искрами.

Ещё несколько ночей подряд кто-то дырявил выстрелами верхушку палатки, расстреливал красный флаг над нею. Журавлёв и Тагро не покидали ярангу. И по-прежнему приходили к ним люди, слушали патефон, слушали речи Тагро и Кэтчанро. И это, конечно, был поединок с тем, кто стрелял по ночам. А может, стрелял не один человек? По следам пока ничего не понять: те, кто стрелял, были очень осторожны.

Журавлёв не сомневался, что стрелял Вапыскат.

– Надо связать и увезти шелудивого на берег, – предлагал он Тагро.

– А если это не он? – осторожно спросил Тагро.

– Он! Кому же быть ещё.

– Я лучше тебя знаю тундру, – уже решительней возразил Тагро. – Тут может появиться и новый Аляек…

Журавлёв досадливо махал рукой и отворачивался. Настроение у него было дурным, мучила зубная боль. Было ему и голодно и холодно. Сухари и галеты кончились, приходилось питаться одним мясом. Тагро это в привычку, а Журавлёв без хлеба не мог. Но главное – невыносимо болел зуб. И Кукэну предложил ему надёжный способ избавиться от мучений. Старик захватил больной зуб Кэтчанро ниткой из оленьих жил, второй конец привязал к палке, стоявшей торчком.

– Теперь толкни палку ногой, сколько есть у тебя силы.

Журавлёв закрыл глаза, чувствуя, что даже на морозе лицо его покрывается липкой испариной. «Была не была!» – воскликнул он мысленно и толкнул палку ногой. Вырванный больной зуб окрасил снег кровью. Выплюнув кровь, Журавлёв поднял зуб и промычал:

– Это будет мой амулет.

Смеялся стеснительно Тагро, боясь обидеть друга. Журавлёв грозил ему кулаком с шутливой свирепостью. Смеялись чавчыват, проникаясь к Кэтчанро всё большей симпатией и уважением.

В тот же день нежданно-негаданно приехал в Красную ярангу Медведев. Два русских человека обнялись и долго хлопали друг друга по спинам, выколачивая обильный иней из кухлянок.

– О, да у тебя закурчавилась борода! – воскликнул Артём Петрович, разглядывая похудевшее лицо Журавлёва. – И кажется, тоже рыжая.

– Нет, русая.

– Ну, ну, вижу, что русая. – Медведев обнял и Тагро. – Ну, как вы тут поживаете?

– Весело живём! Жрать нечего, зубы болят, по палатке какой-то мерзавец каждую ночь стреляет. – Журавлёв показал на верхушку палатки. – И флаг наш тоже прострелен. Революция есть революция! Она не может быть без простреленного флага.

Медведев с крайне озадаченным видом осмотрел палатку, вгляделся в флаг.

– Да-а-а, действительно живёте весело… Что это ты как-то странно разговариваешь?

– Он часа два назад сам себе зуб вырвал, – не без восхищения сказал Тагро. – Теперь у него есть талисман. И ещё вот такой появился у нас талисман. – Нырнул в палатку, тут же вернулся, показывая череп евраж-ки и две гильзы с волчьими когтями, связанными ниткой из оленьих жил. – Вот что повесили нам перед входом в палатку.

Медведев долго разглядывал связку из черепа зверька и гильз винчестера.

– И кто же вам преподносит такие подарочки?

– Вапыскат! – без малейшего сомнения воскликнул Журавлёв. – Это он… больше некому.

– Может, он, может, и не он, – возразил Тагро.

– Ну что ж, сухарей и галет я вам привёз предостаточно. Идёмте пить чай. И там уж попытаемся кое в чём разобраться.

Медведев принялся распаковывать свою нарту.

Вечером, после того как гости Красной яранги разошлись, Артём Петрович с Журавлёвым и Тагро забрались в полог, вскипятив на примусе чаю и сварив горшок гречневой каши, обильно сдобренной нутряным оленьим жиром.

Журавлёв уплетал кашу, порой, правда, болезненно морщась, прикладывал руку к щеке.

– Я предлагаю связать этого часоточного мужичонку и увезти на берег! – набив кашей рот, едва смог выговорить Журавлёв. – До чего же приятна обыкновенная христианская пища! Шевелись, шевелись, Тагро, а то не успеешь оглянуться, как я зачищу дно кастрюли!

– Ешь, ешь, – великодушно подбадривал друга Тагро, – ты же соскучился по русской пище. А я чукча, для меня лучше мяса оленя нет ничего в мире, в котором мы пребываем.

– Вапыската надо скрутить! – твердил своё Журавлёв.

Медведев медленно и увесисто погрозил ему пальцем:

– У тебя есть доказательства?

– Интуиция подсказывает.

Медведев поправил фитиль свечи.