Белый шаман

– Ну, ну, не бранись. Не до этого. Я не могу сообразить, как отклеить крышку бумажного мешочка. Дай чайную дощечку, только вытри её как следует.

Положив конверт на чайную дощечку, Ятчоль поскрёб ногтем то место, где шёл рубец приклеенной крышки. Ничего не добившись, попытался орудовать ножом. Но крышка не отклеивалась. Ятчоль сопел, кряхтел, вытирал залитые потом глаза.

– Может, его опустить в горячую воду? – робко спросила Мэмэль и сама удивилась, что она способна на такой вот странный для неё голос по отношению к мужу.

– Ты совсем лишилась рассудка! Немоговорящие вести боятся воды, они в ней исчезают.

– Тогда мешочек надо подержать над костром.

– Так сгорит же!

– Ну дай я посижу на нём, может, само откроется.

– Совсем обезумела, женщина. Что же от него останется, если ты посидишь на нём?! Кому оно будет нужно после этого?!

Мэмэль обиженно отвернулась.

– Тогда можешь сожрать его, всё равно ничего не поймёшь, ты только притворяешься, что умеешь читать.

– Я?! Притворяюсь?! Не говори мне больше никогда таких лживых слов. Я теперь человек, имеющий письмо. Понимаешь, что это значит? Я уверен, это Гена прислал. Наверное, пришла долгожданная весть, что скоро сотворится газета со словами проклятия Пойгину.

– За Пойгина я сама кого угодно прокляну… и тебя тоже.

– Ты?! Меня?! За Пойгина?!

Ятчоль, наверное, поколотил бы жену, но тут было не до неё: он обладает письмом. И это совершенно меняет положение.

– Отблагодари добрых духов, что они послали мне письмо, иначе я оттаскал бы тебя за косы! Повырывал бы из них все твои украшения.

Мэмэль поправила косы, потрогала медные пуговицы, вплетённые в них, достала из полога зеркальце.

– Вот так сиди перед зеркалом, любуйся своей красотой и не мешай…

Налив из чайника в чашку тёплой водицы, Ятчоль стал смачивать те места, где была приклеена крышка конверта. И всё-таки добился своего, сообразительный человек: смоченная бумага разбухла и отклеилась.

– Смотри! – заорал Ятчоль. – Смотри сюда. Оставь своё зеркало, пока я его не разбил. Здесь газета! Видишь – газета!

Мэмэль едва не уронила зеркало. А Ятчоль осторожно разворачивал газету. Мэмэль дотронулась до неё рукой, понюхала и сказала ядовито:

– Ну, читай, если умеешь. Читай, читай…

Ятчоль крутил газету и так и сяк, расстелил её на чайной дощечке, лежащей на земле, встал на четвереньки, напряжённо вглядываясь в ровные столбики бесчисленных чёрных значков – буквы называются. В глазах рябило, значки были на редкость мелкими. «Уж не могли сделать газету хотя бы с такими буквами, как в букваре», – сердито подумал Ятчоль.

– Ты что стоишь на четвереньках? Можно подумать, что вот-вот по-собачьи завоешь от досады, что не умеешь читать, – издевалась Мэмэль.

– Замолчи, иначе поколочу! – не меняя позы, погрозил Ятчоль. И вдруг, ткнув пальцем в газету, как-то странно хохотнул. – Прочитал! Одно слово прочитал! Смотри, здесь написано – Ятчоль!

Теперь уже и Мэмэль встала на четвереньки, долго всматривалась в то слово, которое Ятчоль показывал пальцем.

– Да, это и я прочитала… Ят-чоль. – Мэмэль подняла лицо и ошеломила мужа неожиданным открытием. – Так в газете слова проклятья не Пойгину, а тебе…

Ятчоль раскрыл рот и долго смотрел на жену бессмысленными глазами. Ещё раз всмотрелся в газету и промолвил в полной растерянности:

– Как же так… Гена обещал ругать Пойгина, а не меня. Давай ищи, ищи, говорю, может, здесь есть и слово Пойгин. Приоткрой хоть немного вход. У меня перед глазами какие-то комашки ползают.

На сей раз Ятчоль лёг на спину с газетой в руках и долго разглядывал каждую строчку. Вдруг вскочил.

– Есть! Вот здесь, здесь обозначено буквами «Пойгин»! И вот здесь тоже. Много раз обозначено «Пойгин».

– Ну и что? – теперь уже равнодушно спросила Мэмэль. – Насколько я понимаю, газеты часто говорят спасибо тем, кто не лодырь. Пойгин не лодырь. А ты ленив, как старый морж. Значит, ему спасибо, а тебе проклятье.

И опять Ятчоль бессмысленно уставился на жену. От волнения он ещё болъше вспотел.

– Нет ли у нас хоть капли веселящей жидкости? Если бы хоть глоток, я во всём разобрался бы.

– Ну да, как же! От веселящей жидкости ты станешь ещё глупее.

– Ох и поколочу я сегодня тебя, – вяло погрозил Ятчоль, соображая, как ему узнать, что написано в газете. – Пойду к учителю Журавлёву. Он друг Гены, он всё прочитает и всё объяснит. А чтобы лишнее не болтал, если проклятье мне, а не Пойгину… надо ему что-нибудь подарить…

После долгих пререкательств с женой Ятчоль решил подарить Журавлёву старый примус, который, кажется, уже невозможно было починить.

– Дай мне моё галипэ и вытри от грязи примус, – приказал он жене.

– Может, не надо надевать галипэ? – стараясь настроить голос на просительный лад, спросила Мэмэль.

– Почему?!

– Да потому, что смеются не только над тобой, но и надо мной. Это же я сшила эти штаны с ушами.

– Сама ты нерпа с ушами. Давай галипэ.

Пока Ятчоль обряжался в «галипэ», Мэмэль чистила примус.

И вот Ятчоль уже важно шагает к дому на культбазе, где живёт учитель Журавлёв. Когда проходил мимо правления артели, услышал голос Мильхэра:

– Ты куда это примус несёшь?

– Чинить.