Белый шаман

– Ну, рэв, и что? – прервал мальчика Пойгин.

– Ничего. Просто здесь букварь говорит знаками: «рэв», – ответил Омрыкай, явно обидевшись, что его умение понимать букварь нисколько не оценено. – Я вот подальше с букварём поговорю, в самой его середине. Послушай…

Мальчик лихорадочно перелистал букварь, набрал полную грудь воздуха и прочёл по складам внятно и чётко, и еше с упрямством человека, который умеет постоять за себя:

– О-тец пой-мал ли-су. У ли-сы пу-шис-тый хвост.

– Постой, ты нагнал мне полную голову тумана, – несколько раздражённо воспротивился напору упрямого мальчугана Пойгин. – Чей отец поймал лису? Где он её поймал? Когда?

Мальчик развёл руками.

– Я не знаю, чей отец поймал лису, – досадливо сказал он. – Этого никто не знает.

– Зачем же в таком случае ваш букварь рассказывает глупости? Надо же знать, о чём говорить, если ты намерен сообщить какую-то серьёзную весть. И потом, кто же не знает, что у лисы пушистый хвост? Разве ты не знаешь?

– Знаю, – угрюмо ответил Омрыкай.

– И ещё я не могу понять: как это возможно слышать глазами? А ушами видеть тут вас не учат? Может, это верно, что вы все посходили с ума?

– Нет, ушами видеть нас ещё не учили, – раскрасневшись от явной досады, ответил Омрыкай. – Разве ушами видят?

– Ну, если вы слышите глазами, то почему бы не видеть ушами?

– Не знаю, нам об этом тут ещё ничего не говорили, – озадаченно ответил мальчик, подержав себя за уши, словно хотел удостовериться в их способности видеть.

Отворилась дверь, и кто-то крикнул, что пора на завтрак. Детей как ветром сдуло, осталась одна Рагтына.

– Куда они побежали? – спросил Пойгин, опять ласково дотрагиваясь до головы девочки.

– В камэтваран – в дом, где едят.

– Здесь есть и такой дом?

– Есть.

– А ты почему не побежала?

– Я соскучилась по тебе. Пойдём, будем вместе есть.

– Чем вас кормят? Оленя едите?

– Едим оленя, нерпу, рыбу. Много другой неизвестной тебе еды. Пойдём. Только не ешь соль.

– Разве бывает такая еда?

– Немножко её сыплют в другую еду.

– Соль в еду? Они что, посходили с ума? Ох и не нравится мне всё это, – скорее для самого себя, чем для девочки, сказал Пойгин. – Букварь рассказывает глупости, дети едят соль… У меня голова распухла от непонимания. Приеду в тундру… не знаю, что и рассказывать…

– Здесь хорошо! – тоном, не допускающим никакого сомнения, вдруг заявила Рагтына. – Здесь весело.

– Ну, если тебе хорошо, то я рад. Да, да, я очень рад, – снова погружаясь в мучительную задумчивость, сказал Пойгин. – Пойдём есть, посмотрю, чем вас кормят.

В доме для еды дети вовсю работали ложками и ещё какими-то маленькими четырёхзубыми копьями. Пойгин присел рядом с Рагтыной, заглянул в её миску.

– Это называется рисовая каша, – смущённо, словно извиняясь за то, что вынуждена просвещать взрослого человека, объяснила Рагтына. – Попробуй. Вот котлеты.

Незнакомый вкус рисовой каши не произвёл на Пойгина особого впечатления. Котлета, приготовленная из оленьего мяса, ему понравилась.

– Это, кажется, вкусно.

– Все говорят, что вкусно, – согласилась Рагтына, – только вот охоты к еде у меня меньше, чем у других. – И, горестно вздохнув, девочка добавила: – Что поделаешь, больная…

У Пойгина заныло сердце от жалости. Ничего не ответив девочке, он принялся наблюдать за русской женщиной, разносившей еду. Полное лицо её было приветливым, а белая одежда и такой же белый, смешной формы малахай на голове излучали ту же чистоту, которая запала в память Пойгина, когда он оказался в жилище девочек. «Что ж, это хорошо, – отмечал он для себя. – Кайти тоже любит, чтобы чисто было. Уж её полог всегда самый опрятный».

Заметив, как Рагтына, принявшись за котлету, ловко управляется с четырёхзубым маленьким копьём, Пойгин спросил:

– Не боишься уколоться?

– Мы все уже привыкли, – ответила девочка. – Это вилка называется.

Желая удостовериться, всем ли нравится пища, Пойгин пошёл между рядами деревянных подставок, застланных чем-то похожим на гладкую кожу.

– Ты здесь всегда наедаешься? – спросил он у Омрыкая.

Мальчик похлопал себя по животу и важно ответил:

– Я ем больше всех, потому что силач.

– Ну, ну, ешь, лишь бы не был голодным.

В дом для еды вошёл Тин-лилет, строго всех оглядел, остановил взгляд на Пойгине, что-то сказал русской женщине. Та смутилась, развела руками. Не знал Пойгин, что речь шла о нём.

– Почему здесь посторонний человек? – спросил у поварихи дежурный по столовой, учитель Александр Васильевич Журавлёв.

– Что я поделаю, если он пришёл, – ответила повариха, – не могу же я его выгнать. Артём Петрович сердится, если мы неприветливы к чукчам.

Журавлёв широко улыбнулся, и стало понятно, что строгость его напускная:

– Милая Анастасия Ивановна. Я сам могу страшно рассердиться по той же самой причине.