Белый верх – темный низ

Каждый час происходила «смена почетного караула». В это время перед Мавзолеем собирался народ – полюбоваться зрелищем. Народное любопытство ограничивали канаты, натянутые вдоль пути, по которому шел караул.

Били часы на Спасской башне. У Спасских ворот возникало движение. Если ты стоял напротив входа в Мавзолей, то хорошо видел караул, а ворота не видел. Но по толпе плыл шепот: вышли… идут, идут. И раздавался цокающий звук. К Мавзолею маршировали трое – разводящий и смена. От ворот до определенного места они шли обычным четким строевым шагом, а потом останавливались.

– Вот-вот-вот, сейчас печатать начнут, – с жаром шептал мне папа. – Сейчас разводящий скомандует!..

Разводящий давал команду, и солдаты меняли шаг. У папы светилось лицо – и от того, что он правильно предсказал, что солдаты начнут «печатать шаг», и от того, как они это делали. (Каждый раз он предсказывал и каждый раз светился.)

А солдаты двигались особым парадным шагом, высоко поднимая прямые ноги с далеко вытянутыми носками блестящих сапог. Это чем-то напоминало балет. Я очень любила балет и то, как шагают солдаты к Посту номер один.

Перед Мавзолеем они останавливались, делали странную паузу, потом поворачивались и все тем же печатным шагом шли ко входу, где, замерев, стояли их «братья». Там опять звучала команда, и начиналось сложное перестроение: неподвижно стоявшие у дверей Мавзолея вдруг как-то сложно перехватывали на весу свои ружья и менялись местами с «новенькими».

Разводящий все так же красиво, печатая шаг, уводил отстоявших вахту в сторону Спасских ворот. А новая смена застывала на месте прежней.

Народ расходился. Мы иногда задерживались подольше.

Я всматривалась и думала: «Что они – даже и не моргают?» Кажется, не моргают. Это меня удивляло. Каждый раз удивляло. И каждый раз, когда мы приходили до смены караула, я ловила себя на мысли: а вдруг они не живые? Или живые, но долго стоят как каменные. А вдруг они в нужный момент не смогут пошевелиться?

Я пыталась представить себе караульного «изнутри»: что он думает? Он меня видит? Видит, что я здесь стою? Может, он думает: «Надо же, вон как девочка смотрит! Внимательная. Хорошая…» А вдруг он мне подмигнет? Незаметно. Только я и замечу. И мы тогда с ним подружимся – я, обычная девочка, – и солдат почетного караула. Он каждый день здесь стоит – и в мороз, и в жару, и в дождь. А если будет гроза? Он тоже не сможет уйти? А если ему на лицо сядет муха? А если он вдруг чихнет? Тогда его расстреляют?..

Муха казалась мне очень правдоподобной и поэтому невыносимой…

Но ни один караульный мне так и не подмигнул.

* * *

– Сталин тоже лежал в Мавзолее, но потом его вынесли…

Меня почему-то не удивляло, что мама так часто вспоминала о Сталине.

И то, что Сталина вынесли из Мавзолея, меня тоже не удивляло. Ведь Мавзолей на Красной площади прямо так и назывался – «Мавзолей Ленина». Так что это казалось мне справедливым.

Кроме того, Никита Хрущев развенчал «культ личности» Сталина!..

(Прошло какое-то время, прежде чем я поняла, что «культ личности» – это два слова. Я же не видела их написанными! Только на слух и воспринимала.)

И когда Хрущев это сделал, сталинские останки немножко наказали – вынесли из Мавзолея и закопали у Кремлевской стены.

А в Мавзолее снова остался только дедушка Ленин…

Хотя, может быть, и не дедушка… Скорее всего, не дедушка.

«Дедушка» – это ведь только одна из ленинских ипостасей. А были еще «маленький Володя Ульянов» и «Ленин – вождь мирового пролетариата» («Ленин-дух»).

Ипостаси «дедушки» и «маленького Володи» не то чтобы бились между собой, но, очевидно, спорили – обе были обращены к маленьким детям. В младших группах детского сада висел портрет «маленького Володи» – в белой детской рубашечке, с личиком в светлых кудряшках. В старших группах детского сада висел портрет дедушки Ленина – лицо с мудрой улыбкой, глаза – в веере добрых морщинок, взгляд устремлен одновременно и прямо на тебя, и вдаль. Но в середине первого класса, 7 ноября («День Седьмого ноября – красный день календаря» (сл. С. Маршака), тебя принимали в октябрята («Октябрята – будущие пионеры, читают и рисуют, играют и поют, весело живут!»). И на грудь прикалывали октябрятскую звездочку, с которой снова смотрел маленький херувим Володя Ульянов.

Ленин в трех своих ипостасях почти сразу заполнил пустоты, образовавшиеся после ХХ съезда партии на месте исторгнутых из обихода статуй Отца, названий, связанных с именем Сталина, детских и взрослых книжек, кинофильмов и обязательных цитат в школьных сочинениях, а также научных работах и официальных докладах.