Белый верх – темный низ

«Контузия – особый вид общего поражения организма… Последствия разнообразны: …от временной утраты слуха, зрения, речи с последующим частичным или полным их восстановлением, до тяжелых нарушений психической деятельности…»

«Дистрофия алиментарная (голодная болезнь) – недостаточное питание организма и его необратимое истощение вследствие длительного недоедания. После Великой Отечественной войны у болезни появилось второе, неофициальное название – „ленинградская болезнь“.

* * *

«Пал» – совсем не то же, что «умер».

В слове «пал» есть что-то бессмертное.

У нас во дворе мальчишки часто играли в войну. Они носились по газонам с деревянными автоматами. Чаще всего автоматы сколачивали из реек от продуктовых ящиков. Но если удавалось раздобыть какую-нибудь «красивую» толстенькую дощечку, то автомат получался «зэканский», «здоровский», прямо как настоящий. Мальчишки бегали и «строчили» – изображали звуками, как автомат стреляет. С помощью письменной речи это не передать: «тра-та-та»? «трр-рр»? «дррр»? «тудудудуду»? Смешно! Это была сложнейшая какофония, вполне сравнимая со спецэффектами, которые создаются сегодня при помощи компьютерных технологий. В этом и заключалась игра – бежать и вот так «строчить». Иногда мальчишки пытались делиться на «армии», на «фашистов» и «наших». Но ищи дурака, который согласится на роль фашиста! Поэтому каждый считал, что именно он не фашист, а «наш». А другой непременно фашист. И они целились во «врага», «строчили» из автомата и кричали друг другу: «Убит!»

Это ничего не значило. Ты мог и дальше бегать. Мало ли что там кричат! Но иногда кто-то вдруг замирал на месте – и падал. Падать тоже было искусством. Тут у каждого был свой «стиль». Кто-то заваливался медленно, вскидывая руки, как во время замедленной съемки. Кто-то падал быстро и резко – «как подкошенный». Но это всегда было очень похоже на то, как показывали в кино.

Упавший какое-то время неподвижно лежал на земле. Эта «временная смерть» была частью игры, частью роли солдата. И она давала играющему передохнуть. Потому что трудно так бегать и все время строчить. А потом мальчишка вскакивал – и снова бежал и строчил. И тоже как в кино: там все время бежали и падали, падали и бежали.

Мы все время смотрели фильмы про Великую Отечественную войну – по телевизору и в пионерском лагере. Мы их обожали. Эти фильмы захватывали. Они были о великом: враги, опасности, подвиги…

Мне особенно нравились партизаны. Партизаны или разведчики. Партизаны носили такие здоровские полушубки, валенки и ушанки. (Мне бы тоже хотелось носить такой полушубок.) И жили в землянках – в таких уютных подземных избушках, где «бьется в тесной печурке огонь» (муз. К. Листова, сл. А. Суркова). (Мне бы очень хотелось немного пожить в землянке.) Какой-нибудь партизан непременно играл на гармошке. Самый веселый, друг главного героя. Время от времени из ближайшей деревни к партизанам приходила красавица и приносила парное молоко. Она была такая красивая, что на нее с восторгом смотрели даже фашисты. А на самом деле она была связной. (Я бы тоже хотела быть, как эта красавица.) Партизанская жизнь в лесу, с шутками и прибаутками, с залихватскими плясками у костра прерывалась необходимостью выполнять боевые задания. То нужно было взять «языка» (важного глупого немецкого офицера), то взорвать какой-нибудь мост и пустить под откос вражеский эшелон. Во время этих заданий партизаны могли погибнуть. Веселый гармонист, как правило, погибал. И у зрителей щипало глаза от слез. Но главный герой обычно доживал до победы.

А если он погибал, его смерть была «НЕНАПРАСНОЙ». Его смерть была героической. А его подвиг был больше него самого.

Как памятник больше реального человека.

На войне погибали не только взрослые. На войне погибали и дети – их смерть тоже была героической. Так погибли Марат Казей, Леня Голиков, Валя Котик… Была целая серия книжечек «Пионеры-герои». Их приносила на классный час школьная библиотекарша, раскладывала у доски и говорила, что эти книжечки непременно надо читать:

– Кто прочел, поднимите руку!

Было стыдно, если ты не прочел.

В каждой книжечке был рассказ об одном пионере-герое. До войны пионер-герой мог и не выделяться среди других детей – жил обычной жизнью советского ребенка, ходил в школу, носил красный галстук, мечтал стать трактористом (сталеваром, шахтером, летчиком). Но началась война. Кончилось мирное детство. И пионер оказывался среди врагов. Он ненавидел фашистов, и ему было за что. Он совершал какой-нибудь подвиг – и потом погибал.

Пионер – война – подвиг – смерть.

Мы – дети страны героев.

– Пионеры, к борьбе за дело Коммунистической партии будьте готовы!

– Всегда готовы!

Будьте готовы в любой момент умереть – как только потребует Родина. Будьте готовы принести себя в жертву – сразу, безоговорочно.

Это же нельзя понимать иначе?

На конкурсе чтецов я читала отрывок из поэмы Маргариты Алигер «Зоя» (и потом читала его много раз – в честь 30-летия битвы под Москвой, в честь Дня Победы, по случаю дня начала войны):