Бенони (пер. Ганзен)

— Такъ вс богачи ходятъ! — заговорили односельчане, когда Бенони явился въ церковь, разодтый по новому. — Съ виду и не скажешь, что онъ богачъ. Ему по карману носить дв куртки, а онъ въ чемъ ходитъ? и по мр того, какъ онъ подходилъ поближе, вс кланялись ему и норовили поздороваться съ нимъ за руку и поблагодарить за все хорошее. А если Бенони пріостанавливался на минутку, такъ опять съ полнымъ правомъ пріосанивался и держался, что твой монументъ, выпрямивъ спину и властно выпятивъ грудь.

— Зашелъ бы къ вамъ въ лавку да попросилъ мшокъ муки пока… — заговариваетъ одинъ и запинается отъ смиренія и не сметъ договорить своей дерзкой просьбы.

— Мшокъ муки? — отвчаетъ Бенони. — Ну, это какъ-нибудь устроимъ.

Какая-то женщина, знавшая его ребенкомъ, остановилась и смотритъ на него, какъ на солнце, а, когда онъ прямо подходитъ къ ней, киваетъ ей и спрашиваетъ: все ли у вся благополучно дома? — она почти не въ силахъ отвтить отъ умиленія. — Благодарствуйте за память, благодарствуйте за память! — только и твердитъ она и не можетъ, какъ слдуетъ, обстоятельно разсказать обо всхъ домашнихъ.

Бенони переходитъ отъ одной кучки людей къ другой, и ему уже не зачмъ напускать на себя важности: всмъ и безъ того извстно, кто онъ таковъ, и что онъ пріостанавливается около нихъ чисто изъ одной доброты сердечной. Окруженный почтеніемъ, важный и щедрый, счастливый общимъ признаніемъ своихъ достоинствъ, всходитъ Бенони на церковный холмъ. Не стсняется онъ и заговаривать о горахъ, которымъ обязанъ своимъ богатствомъ, и говоритъ: — Купить большой участокъ со свинцовымъ блескомъ и серебромъ, пожалуй, не всякому по плечу. Тутъ надо умомъ пораскинуть. А ко всему прочему надо еще изловчиться перепродать его! — заканчиваетъ онъ, добродушно показывая свои моржевые клыки.

Но та, чьего кивка онъ такъ жаждалъ въ эти дни своей славы, не показывалась…

А, что еще удивительне, она больше не показывалась и въ Сирилундской лавк. Теперь вдь Бенони сталъ хозяиномъ и тутъ. И Сирилундъ отнюдь не проигралъ отъ того, что сталъ на половину собственностью Бенони. Сколько было въ лавк товару прежде и сколько подвозилось теперь съ каждымъ почтовымъ пароходомъ! Кром того, вс полки съ мануфактурными товарами превратились теперь въ шкафы со стеклянными дверцами ради защиты отъ пыли, а на прилавкахъ появились стеклянные ящики съ разной галантерейной мелочью. Во всемъ какъ-то сказывался боле широкій размахъ. Да и разъ во глав дла стояли два хозяина, его и слдовало расширить, по крайней мр, вдвое, прибавить нсколько крупныхъ судовъ для грузки рыбы, выписать прямо изъ Архангельска цлый пароходъ съ зерновымъ хлбомъ для мукомольной мельницы… Со временемъ многіе приходы будутъ брать муку въ Сирилунд.

Самъ Маккъ по-прежнему занимался въ контор и высиживалъ всякіе планы, а Бенони имлъ главный надзоръ надъ пристанями, бондарной мастерской, судами и мельницей, да не оставлялъ своимъ присутствіемъ и лавку. Ему нравилось заходить туда, заставляя всхъ покупателей раскланиваться. Ему нравилось, что изъ одного почтенія къ нему народъ, внизу у винной стойки, притихалъ и перешептывался, завидвъ его:

— Тсс… вонъ онъ, самъ Гартвигсенъ!

Такое почтеніе располагало Бенони быть обходительнымъ и доброжелательнымъ ко всмъ, и онъ начиналъ подшучивать:

— Эй ты, у тебя цлый шкаликъ, — не поднесешь ли мн стаканчикъ?

Хо-хо! Экій шутникъ этотъ Гартвигсенъ!

А если Стенъ Лавочникъ отказывалъ какому-нибудь бдняг въ кредит, Бенони потихоньку вмшивался въ дло и поворачивалъ его по-своему, говоря, Стену:

— Людямъ приходится иной разъ туговато; врно, ты это какъ-нибудь оборудуешь?

И Стенъ ужъ не задиралъ носа передъ Бенони, но почтительно отвчалъ:

— Какъ прикажете.

И люди въ лавк переглядывались, кивая другъ другу, — вотъ, дескать, Божья благодать, что среди нихъ объявился такой Гартвигсенъ!

Но та, чей кивокъ былъ всего важне для Бенони, не показывалась.

Случалось, что онъ спрашивалъ у кузнеца: — Ты сегодня для себя покупаешь или для кого другого? — А ужъ если приходила жена Вилласа Пристанного, которая теперь прислуживала Роз, то Бенони всегда самъ становился за прилавокъ, самъ отпускалъ ей и потихоньку всячески обмривалъ и обвшивалъ себя самого.

XXVII

Дло подвигалось къ Рождеству.

У адвоката Аренцена больше не было никакихъ длъ и не предвидлось никакихъ. Онъ даже собирался снять дощечку съ дверей своей конторы и ухать на почтовомъ пароход. Но Роза удержала его.

— Разв ты совсмъ покончилъ съ Арономъ изъ Гопана?

— Да.

— А вдругъ Левіонъ изъ Торпельвикена придетъ посовтоваться съ тобой, а тебя нтъ?

— Не придетъ.