Благодаря местной оснастке кеча и внешнему виду лоцмана – сицилийца, напоминавшего триполийца, те, кто охранял «Филадельфию», не заметили ничего подозрительного, когда в ответ на их приветствие им сообщили, что кораблик лишился якорей во время шторма и его капитан хотел бы пристать к военному судну и таким образом переждать ночь. Триполийцы поверили этому, спустили на воду лодку, которая должна была подвезти к «Интрепиду» буксир, в то время как некоторые из членов его команды осторожно, хотя и быстро, продвигались к вант-путенсам фрегата. На обратном пути они встретили вражескую лодку, взяли ее на буксир и подвели к своему судну. Медленно, но решительно на нее погрузились люди, находившиеся на борту, которым пришлось лечь на спину, и «Интрепид» неспешно поплыл в сторону триполийцев. Однако в самый критический момент обман был раскрыт, и с палуб кораблей противника стали раздаваться похожие на волчий вой крики: «Американцы! Американцы!»
Услышав этот крик, встревожились солдаты, находившиеся в крепости и на артиллерийских батареях, а поднявшийся хор голосов разбудил пашу и наполнил радостью сердца пленных американцев, томившихся в тюрьме.
Через мгновение «Интрепид» качнулся на борт, и благодаря быстро протянутым веревкам корабли оказались тесно прижаты друг к другу. Затем раздался приказ Декейтера, и вскоре с помощью выстрела только из одной пушки американцы сумели занять их палубы.
Атака вышла неожиданной и стремительной, и охваченные паникой триполитанские моряки разбежались, подобно загнанным в угол крысам. К тому времени Декейтер уже собрал своих людей в районе кормы, выждал некоторое время, чтобы оценить силы противника, а затем, произнеся пароль «Филадельфия», набросился на морских разбойников. Триполийцы не оказали сопротивления, так как, толпившиеся с подветренной стороны и охваченные безумным страхом, они попадали за борт. Они прыгали с носа судна, вылезали через орудийные порты с помощью фалов и снастей, беспорядочно забираясь в любое обнаруженное ими отверстие, после чего плыли, как могли, подобно водяным крысам, в поисках укрытия, которое они надеялись получить на стоявших неподалеку боевых галерах.
Палубы и трюмы были поочередно очищены, и уже через 10 минут Декейтер занял весь корабль, не понеся при этом никаких потерь (не считая одного человека, получившего легкое ранение). Несколько отрядов, на которые были разделены штурмующие, собрались на тщательно выбранных заранее местах, где разложили, а затем подожгли горючие вещества. Каждая группа действовала самостоятельно и слаженно. Они двигались настолько быстро, что, когда те, кто должен был трудиться в кормовых трюмах, добрались до кубрика и кормовых кладовых, над их головами уже зажглись огни. Когда офицер, выполнявший эту задачу, завершил работу, он увидел, что в кормовых люках так много дыма, шедшего от пожара в кают-компании и каютах младших офицеров, что ему пришлось бежать на палубу с помощью расположенных на носу лестниц.
Довольные хорошо сделанной работой американцы перескочили на палубу «Интрепида», разрубили с помощью шпаг и топоров канаты, которыми их корабль был привязан к «Филадельфии», сели на кормовые весла и, как только пламя стало обжигать их собственные реи и фальшборта, отвели судно подальше. Затем последовала борьба за спасение, ставшая последней сценой этой драмы, которую, вероятно, лучше всего можно описать словами одного из участников данной операции коммодора Чарльза Морриса.
Той ночью он первым поднялся на борт «Филадельфии», и во время этой операции проявились те его качества, которые в будущем сделают его одним из самых выдающихся мореплавателей своего времени. «До того времени, – писал он, – корабли и артиллерийские батареи противника не подавали признаков жизни, но теперь они были готовы к действию, и когда члены команды кеча трижды прокричали „ура!“, радуясь своему успеху, в ответ они услышали поголовный залп, раздавшийся со стороны противника. Царивший в тот момент беспорядок, очевидно, не позволил им тщательно прицелиться, и, несмотря на непрерывный обстрел почти из сотни орудий, продолжавшийся на протяжении получаса, единственный снаряд, попавший в кеч, прорвал брамсель. Гораздо большую опасность для нас представляла «Филадельфия», чьи борта загораживали пролив, по которому мы отступали, а пушки были заряжены и стали опорожняться при нагревании.