«Берег дальный». Из зарубежной Пушкинианы

Да, Пушкин, исходя из своих творческих установок, сознательно выбрал для героя романа восточное имя Ибрагим. Может быть, он знал, что при дворе Петра I были и другие арапы, называвшиеся по имени Абрам[262]? Так или иначе, но имя Ибрагим не противопоставлено имени Абрам, а синонимично ему.

И еще один, последний комментарий по поводу царского арапа. Какому богу он молился? (и на каком языке?) Речь идет, конечно, не о литературном герое, а о его прототипе[263].

Имя и вероисповедание, как известно, тесно связаны между собой. Мы знаем по пушкинским «семейственным преданиям», а теперь и по архивным источникам, что арап попал в Россию из мусульманского Стамбула. Был крещен Петром I в Пятницкой православной церкви г. Вильно (ныне Вильнюс) в 1705 году (о чем и гласит соответствующая мемориальная доска). Имеется, впрочем, свидетельство о том, что это была «повторная» церемония: Абрам был сначала крещен по дороге из Турции в Россию в 1704 году в Молдавии[264]. Остается неясным, был ли маленький арап обращен в исламскую веру в серале султана или он был «магометанином» еще у себя на родине? На этот вопрос, увы, нет однозначного ответа.

Эритрея, как впоследствии стали называть красноморскую провинцию Эфиопии, всегда была «пограничной» в религиозном отношении областью. Ее правители Бахар-Негеши в конце XVII века находились между двух огней: из Гондара центральное правительство эфиопского негуса Иуади I направляло сюда, на север, христианских монахов и проповедников, а Оттоманская империя слала солдат. Порт Массауа (Массова) был турецким, мусульманским городом. Как исторически верно написал Тынянов: «Турки в XVII столетии все ближе и гуще надвигаются с моря на Абиссинию»[265]. И сейчас, когда едешь по извилистым эритрейским дорогам, тут и там в довольно близком соседстве встречаешь минареты мечетей и кресты православных церквей.

В «немецкой» биографии А.П. Ганнибала прямо говорится, что «его отец был вассалом турецкого императора или Оттоманской империи; вследствие гнета и тягот он восстал в конце прошлого (XVII-го. – А.Б.) века с другими абиссинскими князьями, своими соотечественниками и союзниками, против султана, своего государя; этому последовали разные небольшие, но кровопролитные войны; однако ж, в конце концов победила сила, и этот Ганнибал, восьмилетний мальчик, младший сын владетельного князя, был с другими знатными юношами отправлен в Константинополь в качестве заложника… У его отца, по мусульманскому обычаю, было много, и даже чуть ли не тридцать, жен и соответственно этому множество детей…»[266] и т. д.

Интересно, что в донесениях («отписках») русского посла в Стамбуле П.А. Толстого Петру I говорилось о вассальной зависимости «заморских» провинций Османской империи. К ним относились: Египет, Йемен, Хабеш (Эфиопия), Басра, Лахса (Бахрейн), Траблус Гарб (Ливия), Тунис и Алжир[267].

Португальский миссионер Лобу, побывавший в Абиссинии в начале XVII века, писал о местных христианах, что их вера «смешана с различными суевериями <…> столь многими заблуждениями и ересями, что можно сказать: аборигены здесь лишь по названию своему христиане; ведь сорная трава заглушила все добрые всходы и плоды»[268].

Н.П.Хохлов недоумевал: «Почему Петр крестил Ибрагима? Русский царь, надо полагать, знал, что Абиссиния – страна с христианской религией. Может быть, имелись основания считать, что царский приемыш – мусульманин или его обратили в магометанство во время пребывания в Турции? Возможно, отправлением каких-то религиозных ритуалов, молитвой арап выдал свою принадлежность к «чужой вере». Все это еще загадка»[269].

В этих рассуждениях немало наивного, но главный вопрос поставлен совершенно правильно: в отличие от арапов – выходцев из других районов Африки Ганнибал, как полагали его современники и потомки, «представлял» древнюю христианскую державу, к тому же православного толка.

«Эфиопия прострет руки свои к Богу», – это строка из Псалтыря (67 : 32). По мнению Виктора Листова, Пушкин должен был с особым вниманием относиться к христианским святыням эфиопов (абиссинцев), потому что «интерес поэта к точкам соприкосновения Священной истории с историей предков должен быть предопределен жизненным путем Пушкина, всем его творчеством. Например, – и это даже доказывать не надо – Пушкин не мог обойти вниманием и оставить вовсе без размышлений самое первое приобщение эфиопа к христианскому Благовествованию. Об этом приобщении подробно рассказано в главе 8 "Деяний Святых Апостолов" – там, где речь идет о подвигах апостола Филиппа»[270].