Берег ветров. Том 1

…Березовые чурбаки, размягченные в парилке, уложены на вагонетки и выделяют в воздух, уже и без того перенасыщенный сыростью, горячий и влажный чад. Огни над станками мерцают, как в тумане. В конце помещения разевает и закрывает десятки жадных челюстей сушильный пресс. Йоосеп уже на месте, он прихрамывает между штабелями фанеры, начинает подкладывать листы фанеры под пресс. Две женщины с напряженными от натуги мускулами ног стараются сдвинуть с места тяжелую вагонетку. Напрасно. На помощь им приходит третья женщина, и вагонетка покатилась. Худой, мрачноватый резчик фанеры Аугуст Ристкок еще раза два проводит точилом по резцу, пробует пальцем остроту лезвия и начинает прикреплять его к суппорту. Это, конечно, не требует такой точности, как работа над моделями, но без привычки человек и с таким делом не справится. Теперь бы нужен и Пеэтер, он бы одновременно крепил резец с другой стороны, завинчивая гайки длинным трубчатым ключом. Но его еще нет на месте. «Опоздает, наверно, - говорит Реэт Аэр. - Дай ключ, я сама закреплю!» И она, не теряя времени, принимается за работу, обдумывая, что сказать мастеру Каннепу, если тот заметит, что Пеэтера Тиху все еще нет на работе. За первые пять минут опоздания полагается пять копеек штрафа, за последующие пять минут - двенадцать копеек, а за четверть часа приходится отдавать весь дневной заработок. «Скоро» он рискует недельной платой», - высчитывает Реэт Аэр, но Пеэтера Тиху все еще нет на месте.

…А может быть, у жандармерии была договоренность с заводоуправлением насчет его ареста и мастер Каннеп уже с утра приведет другого рабочего…

«Пух и прах! Что же это значит?» - спрашивает Реэт Аэр.

…Нет, Реэт Аэр, девушка из Кихну, тоже не предаст его, но все же безопаснее попасть сейчас к Косаревым. У рабочих с Ланге его могут скорее схватить. А добрая Маша Косарева прошла уже не одно испытание.

Глава восемнадцатая

Вечером, едва стемнело, Пеэтер выбрался из сена, отряхнулся, оправил одежду и прокрался с конюшенного чердака вниз, во двор. Прикинувшись пьяным - ведь пьяного не только бог бережет, но и жандармам человек, наклюкавшийся казенной водочки, кажется менее подозрительным, - Пеэтер дошел, пошатываясь и надвинув на глаза шапку, до Раплаской улицы и вскочил в первую же проезжавшую мимо свободную пролетку.

- Угол Корабельной и Секста некой! - крикнул он, кряхтя и пьяно напевая.

- Деньги есть? - спросил извозчик.

- «Деньги все колеса крутят… » - пропел Пеэтер начало кабацкой песни, и пролетка тронулась.

На углу Корабельной и Секстанской Пеэтер щедро расплатился с извозчиком и, продолжая играть роль заправского пьяницы, поднялся по лестнице наверх и постучался в дверь Косаревых.

Открыла сама Маша Косарева. Они с Клавдией только что вернулись с работы, лица их были утомлены продолжительным трудом, одежда покрыта клочьями хлопка. Узнав Пеэтера, они сразу оживились.

- Ищу убежища, - коротко сказал Пеэтер, прикрывая за собой дверь.

- Погоня? - спросила тревожно Клавдия.

- Едва ли… - И Пеэтер, перемежая русскую и эстонскую речь, рассказал им свою историю.

Даже двенадцатилетняя Зоя за перегородкой отложила свои школьные занятия, подсела к ним и внимательно слушала, - она знала эстонский язык лучше Клавдии и Маши.

- А дворник не видел, как вы сюда пришли? - спросила Маша Косарева.

Нет, к счастью, на тротуаре и на лестницах Пеэтер не встретил ни души.

Время было тревожное, опасное, ночью жандармерия орудовала по всему городу. И на Ситси было арестовано шесть человек, из которых Пеэтер знал троих. На других фабриках, по слухам, число арестованных было еще больше.

- На каторге людей держат впроголодь, все они гибнут тысячами, вот и нужны новые на их место, - сказала Маша Косарева, и слезы навернулись на ее глаза.

- Что с отцом? Жив? - спросил Пеэтер у Клавдии.

- Месяц назад был жив, но тяжело болел, а как теперь, не знаем, - проговорила Клавдия, кусая губы, чтобы не разрыдаться.

Ее круглое лицо, обрамленное темными косами, уложенными вокруг головы, было бледно, под глазами темнели синяки. И все же, несмотря на хрупкость, в ней чувствовалась какая-то юная, стойкая и напористая сила; ее движения были решительны, и рядом с немного сутулившимся Пеэтером ее стройность и гордая осанка бросались в глаза.

- Ну, как ваш друг Карл Ратас? Тоже ведь в тюрьме… Он прислал мне со знакомым записку, - сказала, покраснев, Клавдия.

- Вот как, - обрадовался Пеэтер, - все-таки удалось прислать!

- Пишет, что частенько попадает в карцер. Только две передачи приняли для него. Но он молод, здоров, он выдержит! - живо сказала Клавдия.

В комнате наступила тишина. Наконец, Маша сказала:

- Благодарите судьбу, что спаслись! - Материнская улыбка скользнула по ее морщинистому, измученному лицу. Нет, она и в самом деле ничего не имеет против того, чтобы Пеэтер остался у них ночевать, если, конечно, он сам решится на это.

Но Пеэтер уже решился. Он был голоден, он устал, хотел спать, ужасно хотел спать: днем, лежа в сене, он прислушивался к каждому шороху и ни на минуту не сомкнул глаз…