Берег ветров. Том 1

Прежде чем извозчики успеют вернуться домой из дневных поездок и придут сюда, на чердак, за сеном для лошадей, он должен исчезнуть. Но куда идти? К товарищам по партии? На месте ли они еще? В Таллине есть немало других, покрепче, чем Пеэтер, людей, которых нынче ночью тоже, вероятно, хотели арестовать. Пойти надо к такому человеку, о котором охранка и подумать не может, что у него кто-то скрывается. Конечно, жандармы не стали бы искать его у какого-нибудь купца или богатого домохозяина, но такой бюргер и сам заявит в охранку, что, дескать, пришел подозрительный тип, просил убежища, - будьте добры, сцапайте его! А если пойти к какому-нибудь знакомому Лонни? Но он ведь побаивается и самой Лонни, не то что ее знакомых. Нет, его может укрыть только какой-нибудь простой, серьезный рабочий человек, с устойчивыми и ясными взглядами. Это может сделать Реэт Аэр, девушка с Кихну, чуть рябая, с большими веселыми глазами и высокой, сильной грудью. Последние две недели он работал с ней у Ланге за одной фанерорезочной машиной; иногда, укладывая тяжелые фанерные рулоны, она, весело смеясь, говорила: «Пух и прах!» Она бы, наверно, спрятала его - это нетрудно было прочесть в глазах девушки, но вот беда: у Реэт Аэр не было своей квартиры.

Перебрав мысленно всех товарищей и знакомых, он задержался на адвокате Леви. Но, вероятно, и квартира Леви под наблюдением. А русские?..

Конечно, не те русские, что важно расхаживали по улицам Таллина в сверкающих даже на расстоянии золотых погонах; не те, что в жандармском управлении давали наказы стаям сыщиков; не те, что за малейшие провинности тысячами отправляли людей в далекие и гиблые края; не те, что пьянствовали в кают-компаниях военных кораблей, на таллинском рейде, чьих жен и любовниц можно было на улицах уже издали узнать по меховым манто и длинным шуршащим шелковым платьям; не те начальники, по чьей команде на мызе Махтра солдаты стреляли в народ или до смерти засекали нагайками; не те, кто насильно навязывал народу русскую веру и русский язык, - одним словом, не те, кто превратил обширную русскую землю в одну большую тюрьму. Нет, не те, а простые русские товарищи, которые день за днем рядом с тобой надрываются от непосильного труда, так же как и ты, едят свой скудный, пропитанный трудовым потом хлеб насущный.

И ему вспомнилась маленькая квартира на углу Корабельной и Секстанской, в угловом доме, на втором этаже, справа первая дверь. Здесь жила работница с фабрики Ситси - худенькая, изможденная Маша Косарева со своими племянницами Клавдией и Зоей. Пятнадцатилетняя Клавдия ходила на работу к Ситси, а младшая, Зоя, хозяйничала дома. По приезде из Петербурга в Таллин Карл Ратас несколько ночей скрывался у Косаревых, посещал их изредка, звал туда с собой и его, Пеэтера. В прошлом кузнеца Алексея Косарева выслали из Таллина за политическую агитацию, а четыре года тому назад вновь арестовали здесь вместе с женой. Жена вскоре умерла в Петропавловской крепости, а Алексей Косарев все еще мучился где-то на золотых приисках северной Сибири, ему разрешалось присылать детям по два письма в год. Сестра Алексея, Маша Косарева, изнуренная работой и подавленная страшной судьбой близких, сторонилась политики, но всем сердцем сочувствовала революционерам и никогда не предала бы их. И Пеэтер задумался над тем, не лучше ли всего будет скрыться на несколько дней у Косаревых, пока не выяснится обстановка… Никто не догадается искать его у Косаревых.

Насколько он мог видеть, на дворе светало. Дождь по-прежнему накрапывал, ложась с тихим шорохом на драночную крышу. Ну и ночку же выбрали для охоты за человеком! «Бедняги шпики, им-то караулить на улице, совсем вымокнут», - со злорадством подумал Пеэтер.

Забасил гудок на фабрике Ланге. Как и всегда, Ланге заводил свою песню на полминуты раньше других, а когда он заканчивал, над Таллином начинали зычно горланить на разные лады Вийганд, Майер, Грант, Ситси и другие фабрики. Было шесть часов.