Берег ветров. Том 1

- Да, - согласился Матис, - к тому клонится. Новая война всякий раз съедает больше людей, чем прежняя. Сочтем хотя бы по одной нашей деревне Руусна: в турецкую войну погиб каткуский Пеэтер, без ноги остался юрининаский Тынис и без глаз Каарли. А в эту, японскую войну: Каарли из Силлукси - раз, Каарли из Кийратси - два, Яэн из Леэси - три, Михкель из Салунду! - четыре; про нашего Сандера похоронного известия еще нет, но и надежды-то большой нет. Михкель из Ванаду, Юлиус из Салунди и Отт из Лоона - калеки, у Кусти из Лайакиви прострелена ягодица… Да и те, кто еще воюют, не все целехонькими вернутся, если даже завтра и наступит мир. Далекие сибирские морозы да сугробы оставят свои следы и на самом крепком мужчине.

- И то верно, Куропаткин получает сто пятьдесят тысяч рублей жалованья и возит с собой в поезде рояли и горничных, а солдаты пусть перевязывают раны портянками - ни марли, ни йоду нет. Черт побери, был бы у меня этот радий, наддал бы я жару всем куропаткиным и баронам! И царю за компанию!

- Царю и всей его родне заодно! Смотри, что о нас-то пишет газета, выходящая на деньги самого царя:

«…В вопросе окраинных национальностей в высших кругах все больше приходят к заключению, что современная эстонская и латышская нации, безусловно, подлежат уничтожению. Это так же естественно, как и выгодно, причем как поглощающей, так и поглощаемой нации. Скажите, разве была бы хоть капля здравого ума у крошечного эстонского или у латышского народа, если бы они отстаивали сохранение своей «национальности»…»

Михкель на сей раз даже онемел.

- Неужто так и написано слово в слово: «как поглощающей, так и поглощаемой»? Значит, козлу впрок, если его слопает волк. Вот черти, какую ерунду печатают!

- «Уус аэг» не сама так думает, она только из столичной газеты переводит.

- И того хуже, подогревать чужую вонючую бурду и совать ее своим читателям.

- Вот раз тебя злость так проняла, значит, слово попало в цель. Газета таким манером показывает, до чего это дело дошло.

Но Михкель, вконец рассерженный, сказал:

- Брось ты эту газету, что зря читать дрянь! Посмотри лучше страницу объявлений.

- Послушай еще немного. Глянь-ка:

«…Наши эстонские господа на виду. На глаз и на слух - N… N…! На одном полустанке в начале сентября.

…Приезжает пожилой седой господин. Его замечает господин кистер и спешит навстречу тестю: «Guten morgen!» (С добрым утром!) - «lch empfehle mich Ihnen» (Я в вашем распоряжении). И чистокровные эстонские баре начинают, как настоящие немцы, весело и непринужденно болтать по-немецки. У зятя толстый живот выпучен, руки засунуты в белоснежный жилет, у тестя грудь колесом, руки в карманах брюк. Так они стоят друг против друга - двое мужчин, родившихся от матерей-эстонок и оглашающих вокзал громогласной немецкой речью. Пусть, мол, знают, какие они важные птицы и что говорят они только по-немецки.»

- Точь-в-точь как наш Гиргенсон и Плооман из Рандвере, - обронил Михкель и снова плюнул на ладонь.

Краешек солнца садился в воду, но верх его еще пылал в облаке; спускались сумерки. Пришлось прекратить и чтение газеты, и сращивание концов.

Перед наступлением темноты полагалось еще разок приподнять сети и проверить их положение. Рыбаки отложили даже чтение объявлений. Матис бегло пробежал страницу, и ему показалось, что ничего особенного в ней не было. Каждый торговец хвалил свой товар, какой-то аптекарь, изготовляющий краски, утверждал, что его «Негритянская черная» - лучшая краска для материи, другой рекламировал «Царскую черную», которой, по его скромному мнению, не было равной в минувшем веке и вряд ли окажется в века грядущие. В воскресенье, 18 сентября, в зале общества «Лоотус» состоится единственный концерт знаменитой эстонской певицы Айно Тамм. Одно объявление, напечатанное крупными буквами, гласило: «Эстонское губернское правление извещает таллинских домовладельцев, что кавалерийским войскам, расквартированным в Таллине, требуются три конюшни, на 13 лошадей каждая, к конюшням должны прилезть помещения для хранения фуража и воинского снаряжения. Подробности можно узнать ежедневно в присутственное время в канцелярии губернского правления».

Михкель налег на весла и повернул лодку носом против ветра. Матис тщательно сложил газету, сунул ее в карман, поднял в лодку прикрепленный к сетям буек и стал вытаскивать наверх подбору. Подбора - веревка, на которой сеть опускалась на десятисаженную глубину, - бежала вверх, как из колодца. Вот показалась и сеть. Ила в ней не было, но, как и следовало ожидать, не обнаружилось и улова. Перебрав почти половину сети и найдя лишь одного сига, они опустили сеть в море, а сами по-прежнему остались на якоре. Солнце, опустившееся далеко за море, оставило в легкой облачной ткани вечернего неба лишь несколько горящих золотых полос, но и те уже тускнели. Карманные часы Матиса показывали девятый час. Рыбаки стали устраиваться ко сну на днище лодки.