Берег ветров. Том 1

Да, вот она какая жизнь. Был Рейнуыуэ большим, справным хутором, но каугатомасцы помоложе не знают даже его названия, теперь Рейнуыуэ - помещичий выгон и сенокос; среди редких берез еще темнеют две-три дряхлые, замшелые старушки яблони и валяются кое-где камни от фундамента, попадая летом косарям под косу… Родилась и росла девочка, семенила по двору за матерью, держась за ее юбку. Но не успела она в пятый раз послушать журчанье весенних вод… как ее не стало… Осталось только имя - Лийзи, оно всякий раз, как вспомнишь его, причиняет боль. Был Сандер, мальчик с детства смышленый во всякой работе, быстрый в поисках птичьих гнезд на берегу моря весной, в сборе земляники летом, в наживлении удочек осенью, в вязке сетей зимою, смекалистый в письме и арифметике на школьных уроках. Да и не каждый сумел бы посылать статьи в газету! А теперь?..

Жизнь человека, у которого нет ни прав, ни имущества, разлетается в брызги, как волна о каменистый берег, теряется, как дым на ветру, раньше, чем успеешь пожить. Но Ренненкампф владеет двумя мызами, и живет себе по-прежнему. Правда, самая старшая дочь барона вышла замуж за человека не своего сословия - пастора Гиргенсона (когда Ренненкампф владел еще только одной мызой), а младшая, видно, так и пребудет в старых девах. Зато сыновьями старик может быть доволен: они или штудируют науки, или достигли офицерских чинов. Лето они проводят в деревне и от нечего делать, ради плотских наслаждений, бегают за девушками, как это делал и сам старик, - за теми самыми девушками, которые впоследствии становятся матерями крестьянских детей.

После того как мысли Матиса совершили свой круг, он вдруг совершенно ясно увидел двуствольное охотничье ружье в избушке Ревала - своем нынешнем доме. Да, это было хорошее ружье, он даже как-то застрелил из него огромного борова, вырвавшегося из-под ножа.

Что за огонь показался на севере, за Весилоо?.. Несколько огней… Должно быть, парусник, огни парохода выглядят иначе. Может быть, «Каугатома»? Ее как раз ожидали из Таллина. Ветер, какой ни есть, все же попутный, и Тынис, вероятно, хочет еще ночью войти в залив.

По слухам, сам Тынис делал уже последние рейсы. Когда у тебя фрахтуется с полдюжины кораблей, да еще приходится управлять большой усадьбой, где уж тут самому плавать! Говорят, и новый капитан для «Каугатомы» подыскан, какой-то толстосум из Пярну, вступающий со своими тысячами пайщиком судового товарищества. В таких делах народ уже не может сказать ни словечка (а если бы и сказал, разве Тынис послушался бы?). А старому штурману Танелю Ыйге придется, видно, и на сей раз утереть рот, не видать ему капитанского места…

Долго следил Матис за корабельными огнями, медленно приближавшимися из-за Весилоо. Потом усталость одолела его, от мерного покачивания на волне он задремал, как в качалке, и даже успел увидеть сон. Большой бурый бык из Кийратси стоял на мысу Эльда, задрав хвост, и так разрывал передними копытами гравий, что камни летели далеко по сторонам. Он мычал и ревел, нацелив рога на запад, будто собираясь ринуться вниз, в воду, и взбурлить море. Когда Матис проснулся, Михкель сидел на носу лодки с трубкой в зубах, а огни «Каугатомы» - чьи ж еще они могли быть? - уже порядком продвинулись от маяка Весилоо к берегу.

- Ветер будет… Ветер или вообще неурядицы, - истолковал Михкель сон Матиса. - Покойники и бурые быки во сне всегда означают шторм или какую неприятность.