Берег ветров. Том 1

Так размышлял о мировых делах юугуский Сийм, кубьяс и лесник Рууснаской мызы, отец и дед которого тоже были кубьясами, чей сын должен был стать кубьясом, чья дочь была замужем в городе за булочником. Место семьи Юугу в церкви на второй скамье, сразу же за господскими стульями. Деревенский люд всегда должен смотреть на него со страхом и уважением. А тут на тебе: «Что же кубьяс смотрит, будто у него и рук нет»?!

Юугу все ковырял и ковырял палкой землю то здесь, то там, находил по картофелине. Известное дело, раннавяльяская Алма, разумеется, кипуская Мари, конечно, лайакивиская Тийна. Одна - ребенок, другая - немощная, третья - молодая, неопытная, четвертая - стара и слаба, пятая - просто лентяйка и нерадивый работник. Ругая их, Сийм вдруг наткнулся на явно нетронутый куст картофеля.

- Когда же раннавяльяская Алма думает унести с мызного поля себе на приданое эту картошку? - Сийм ругался лишь тогда, когда чувствовал, что почва колеблется под ногами, а будучи хозяином положения, он тихонько, в нос, цедил ядовитые и нередко замысловатые слова.

- Это не моя борозда, - защищалась Алма, выпрямляясь и поворачиваясь к кубьясу.

- И не моя борозда, - насмехался кубьяс.

- Это Ритина борозда, ее картошка, - сказала кипуская Мари.

Услышав такое, выпрямились и все другие женщины, чтобы посмотреть на чудо.

- Моя! Ах ты, последняя тварь! - огрызнулась Рити, обычно старавшаяся и в разговоре соблюсти подобающее ей приличие.

- Хоть убей, твоя! Уж что твое-то твое! Видишь, вот мои борозды, там - Алмины, палка кубьяса как раз торчит между двумя твоими бороздами, - объясняла Мари.

Правда, теперь все, не исключая и Рити, должны были убедиться в том, что нетронутый картофельный куст кубьяс нашел между бороздами Рити. Злорадный смех, вначале сдержанный, потом громкий, неуемный, раскатился по полю. Рити, которую кубьяс всегда ставил в пример другим, вспыхнула, как сухой куст можжевельника, и поскакала к Мари с высоко поднятой над головой мотыгой.

- Ах ты, последняя! Нарочно зарываешь картошку на моей борозде, нагребаешь кучу, чтобы кубьяс наткнулся! Не слыхала я, что ли, как вы недавно здесь с Лийзу языки чесали!

- Есть у меня время твою… картошку зарывать! Несешься впереди всех в погоне за похвалой - хвост трубой, этак половина картошки в земле остается! - не сдавалась Мари. Она одним духом при всех выпалила бы много всякой всячины в адрес Рити, если бы ее внимание вдруг не привлекла толпа мужчин, показавшаяся за каменной оградой. Они шли по дороге парка и, казалось, направлялись прямо в мызу. Мари, словно застыв вдруг, во все глаза смотрела на дорогу, и вслед за ней туда же устремились взоры других женщин, а затем и возчиков картофеля и, конечно, самого кубьяса.

Заметив женщин, мужики остановились. Один из них взобрался на ограду - это был лайакивиский Кусти - и крикнул:

- Бросайте картошку! Пойдем на мызу требовать свои права!

В далекой Маньчжурии японцы прострелили Кусти левую ягодицу. Теперь он ходил, сильно прихрамывая, быть может сильнее, чем следовало бы, из-за боязни снова угодить на войну, и в каждом деле вспыхивал, как сухой порох. Видно, нынче он еще с утра крепко заправился, и слова Кусти пылающим факелом упали в толпу и без того разгневанных женщин. Спустя несколько месяцев, когда пришли карательные отряды, многие женщины говорили и сами этому верили, что они пошли тогда вместе с мужчинами на мызу только для того, чтобы удержать мужиков от необдуманных поступков. Правда, женщины знали и в продолжении всего трудного дня копки картофеля поговаривали о том, что утром воинственно настроенные мужики собрались на сход в волостное правление. Но подобно тому как большинству мужиков и не приходила в голову мысль, что на сходе в волостном правлении они запишут двенадцать пунктов требований к мызе и выберут представителей для вручения их барону, - ни одна из этих женщин, жен арендаторов и батраков, из года в год гнущих спину на помещика, не знала, как просто было в один дождливый осенний день посреди рабочей страды бросить вдруг картофельные борозды и отправиться «урезонивать» мужиков. И вот кипуская Мари, которая только что так удачно посмеялась над Рити, и впрямь бросив в ее борозду и засыпав землей кучку картофеля, вдруг зашагала рядом со своим Пеэтером, смирным мужичком, в былое время мызным кучером, и «урезонивала» его тем, что грозила Рити своей картофельной мотыжкой и вовсю честила кубьяса.