Берег ветров. Том 1

- Больше будет, - сказала мать.

- По рыночным ценам, конечно, больше, но корова не все в хлеву, она и на лугу пасется, а это удешевляет корм. Ну, уход за скотиной тоже нужно учесть, да он недорого обходится барину, у нас в Руусна батраку вместе с женой положена на год оплата сто двадцать рублей. Сосчитай сам, хоть на бумаге, вот здесь бумага и карандаш: десять пур ржи по два рубля сорок копеек за пуру - всего двадцать четыре рубля; восемь пур ячменя по два рубля за пуру - шестнадцать рублей; одна пура гороху по три рубля за пуру - три рубля; пять лейзиков рыбы по одному рублю за лейзик - пять рублей; пять лейзиков соли по сорока копеек за пуд - один рубль; половина воловьей шкуры - один рубль пятьдесят копеек; огородная земля - два рубля; на керосин давай пятьдесят копеек; за квартиру и топку, по подсчету барина, - четырнадцать рублей; бесплатный доктор, тоже по подсчету барина, - три рубля; ну и жалованье деньгами - пятьдесят рублей. Вот и выходит ровнехонько сто двадцать рублей. Батрак должен за год отработать на мызе триста дней, а жена шестьдесят - разом выходит триста шестьдесят рабочих дней. Значит, рабочий день батрака обходится барину в среднем по тридцать три копейки. А что ты купишь на эти тридцать три копейки? Полпуда ячменя. На полпуда ржи не хватит. В баронском хлеве корове дают в день корма на пятьдесят копеек, а батрак на баронском поле зарабатывает тридцать три копейки! Корова дает в день самое большее двадцать штофов молока, по три копейки штоф - выходит за день молока на шестьдесят копеек. Десять копеек барыша, да прикинь еще навоз. А батрак на поле приносит барону прибыли по крайней мере раза в четыре больше против того, что он получает от барона. И живи как хочешь, одевайся, покупай обувь, вари мыло и держи дом в чистоте! А каково тем, у кого куча детей! Рогатая и хвостатая пеструшка в хлеву у барона просто полугоспожа, почти кадакасакс, а у батрачки, выхаживающей эту полугоспожу, остались кожа и кости, разве что она изловчится с отчаяния и украдет немного кормового зерна или молока от госпожи коровы. И таких счастливиц, занятых на скотном дворе, всего только две-три, большинство и близко не подпускается к мызному стаду, им положено гнуть спину на сенокосе и готовить турнепс для упитанного скота. Вот до чего баронское хозяйство и культура скотного двора дошли! Четвероногое животное, способное только мычать, значит больше, чем говорящее и мыслящее существо - человек.

Эти подсчеты сильно распалили Матиса, и теперь он горящими глазами посматривал на жену и сына.

- Ты расскажи об этом сегодня народу в волостном правлении, - сказал Пеэтер.

- Мало он, что ли, с бароном судился и тягался - а что с того пользы? - встревожилась мать, видя в глазах мужа и сына одну и ту же почти отчаянную решимость.

- Милая матушка! - горячо сказал Пеэтер. - Каждому, кого притесняют, приходится выбирать одно из двух: или совсем потерять свои права, позволить превратить себя в домашнюю скотину, думать лишь о том, как бы протянуть, прожить, чтобы душа с телом не расстались, или же защищать свои права, пусть это даже стоит жизни!..

Ночи становились холодными. Но отец шагал впереди по тропинке так размашисто, что вскоре и Пеэтер согрелся от ходьбы. Полная луна плыла над березами Аонийду, за прибрежным сосняком шумело море, а с другой стороны, с Каткусоо, клубясь, поднимался туман.

…Туман? Разве и перед глазами людей не было еще слишком много тумана, который мешал всем угнетенным, рабочим в городе, крестьянам в деревне, шагать сплоченно и твердо, плечо к плечу, как они, Матис и Пеэтер, идут теперь дружно, одной дорогой. Ой, как нужны люди честные, энергичные, с ясным умом, про которых ты действительно знал бы, что они до последней капли своей крови будут бороться за дело трудящихся и никогда не предадут их интересы!

- Каков же все-таки этот Саар? Можно ли ему во всем довериться? - еще раз спросил Пеэтер отца, прервав свои размышления.

- Можно, право, можно! - убежденно подтвердил Матис, и, широко шагая, они продолжали свой путь в волостное правление.

* * *

В старину, во времена Липгарда, картофельные поля в Руусна распахивали как бог на душу положит, но с тех пор, как мыза перешла в собственность Ренненкампфа, и здесь вошли в моду длинные борозды, сплошные из конца в конец поля.

- Удобнее лошади, сподручнее и человеку, - говаривал юугуский Сийм - и лесник и кубьяс Ренненкампфа в одном лице. - Прямая борозда лежит, знай только похаживай за плугом по раз взятому курсу, тут уж некогда зря глазеть по сторонам и болтаться попусту.

- Плохо ли тебе шнырять и назначать нам курсы, а заставь тебя с корзиной в руках день-деньской за лошадью гнуться, тогда узнаешь, какую песню запоет вечером твоя поясница, - ответила кубьясу виластеская Эва, острая на язык жена арендатора. Муж Эвы, Яан, - хозяин ветряка, она могла говорить кубьясу в лицо такие вещи, а жены батраков только поругивались втихомолку (хотя иногда и солеными словами).